Князь Сергей Урусов (1862—1937) был выдающимся политическим и общественным деятелем, но сегодня совершенно забыт. Его — вспомним Венедикта Ерофеева — ни одна собака не знает, а нужно, чтобы знала каждая. Обширные мемуары Урусова были написаны «в стол» в конце 1920-х и начале 1930-х, а изданы только сейчас — «Новым литературным обозрением» *. Общая суть этих мемуаров — молекулярное, детальное исследование того, как «с каждой пристяжкою падал престиж». Как неуклонно и страшно распадались в предреволюционной России связи между властью и обществом и между людьми в обществе.
Урусов писал из педагогических соображений, стараясь максимально подробно и логично объяснить двум внучкам, как было устроено общество начала ХХ века. Он не счел для себя возможным эмигрировать, в 1937-м умер своей смертью — очевидно, по чистой случайности, вопреки логике тогдашних событий.
Чудом уцелевшему князю было что вспомнить. В 1903 году, сразу после страшного погрома, его назначили кишиневским губернатором, чтобы он восстановил в городе гражданский мир и доверие евреев к власти. Урусов за год снискал уважение всей губернии, добившись изоляции не только исполнителей, но и организаторов погрома. Потом князя как кризисного менеджера перевели губернатором в Тверь — в целях усмирения либерально настроенного дворянства. Вместо этого Урусов защитил тверских дворян и ушел в отставку — в знак протеста против назначения «ястреба» Дмитрия Трепова заведующим российской полицией. В результате революции 1905 года Урусов стал товарищем (заместителем) министра внутренних дел Петра Дурново, а после — депутатом 1-й Государственной думы, где в 1906 году произнес нашумевшую речь, убедительно доказывавшую, что за спиной нового министра внутренних дел Петра Столыпина действует никому не подчиняющаяся группа полицейских офицеров, которая специализируется на подготовке еврейских погромов. Делу не был дан ход. Эта речь — один из лучших образцов русской политической риторики ХХ века — перепечатана и в рецензируемой книге.
Мемуары князя — чтение упоительное, правда, читать их лучше в спокойной обстановке (жаль, сезон отпусков окончен). Накопив к концу 1920-х огромный опыт столкновений с подлостью, жестокостью и несправедливостью российского и советского начальства всех уровней, Урусов сохранил поразительную кротость и не утратил стремления воспринимать любого человека, от крестьянина до Николая II (или до лейтенанта Шмидта) как многомерную личность. Письмо Урусова объединяет в себе аристократическую сдержанность (без снобизма), въедливость в обрисовке общественных настроений и портретов отдельных людей и способность увлекательно рассказать множество «историй из жизни», большей частью совершенно непредсказуемых.
«После пасхальной утрени в императорском Зимнем дворце дежурному отряду солдат предстояло христосоваться с царем, т.е. обменяться поцелуями. По этому случаю был отдан по полку приказ: “Усов не фабрить, в левой руке держать яйцо”. Трепов, прочтя приказ, задумался, в чем-то усомнился и приписал своей рукой слово “куриное”. Над этой припиской в Петербурге почему-то много смеялись».
Виктор Чернов (1873—1952) тоже был депутатом Государственной думы, но уже второй. Историкам «красавчик Чернов» (брезгливый ярлычок Солженицына в «Апреле Семнадцатого») в основном известен как идеолог партии эсеров. В этом качестве он оправдывал политический террор и требовал срочно отдать помещичью землю крестьянам, чтобы ускоренное промышленное развитие не «раздавило» российскую экономику. Во Временном правительстве эсер-идеолог был министром земледелия, потом его избрали председателем Учредительного собрания, так что он на несколько часов стал легитимным (в отличие от Ленина) правителем России. Именно к Чернову были обращены слова матроса Железняка «Караул устал».
Как теперь выясняется, биография апологета насилия (посрамленного апологетами еще большего насилия) оказалась только прелюдией к долгой жизни одного из лучших политических мыслителей России ХХ века. Красноярский историк Ольга Коновалова наконец-то собрала в американских архивах (политик умер в Нью-Йорке) статьи Чернова, которые остались неопубликованными или были опубликованы ничтожными тиражами в эмигрантских изданиях **. Из материалов, которые цитирует или пересказывает Коновалова, выясняется, что Чернов создал уникальную для российского контекста левую антибольшевистскую политическую философию — единственный русский аналог немецко-американской «франкфуртской школы». Он стал первым, кто определил советский строй как государственный капитализм и, одновременно с Ханной Арендт, в начале 1940-х создал свою теорию тоталитаризма, или, в терминологии самого Чернова, «тоталитарного этатизма».
