Кто бунтует? Ребята, бунтуют рабы. Бунтуют несвободные в своих выборах и действиях люди.
Кто жалуется? Жалуются крепостные – на «плохого барина» доброму царю.
Кто протестует? Подростки. Люди с подростковым менталитетом и несформированной личностью.
Кто совершал революции? Большая их часть – это люди с рабской философией, которые не могут не бунтовать.
Что делает взрослый человек? Он принимает решения. Он делает свой ответственный выбор.
Что делает деловой человек? Кричит о несправедливости? Возмущается? Спорит? (Тут я начал описывать действия, чувства, реакции и выборы участников группы)
Нет. Он СООБЩАЕТ. Он Информирует. Он собирает информацию. Он обсуждает. Он делает предложения. Он исследует. Он исследует варианты и альтернативы. Он принимает решения и делает свои выборы. Он никого не винит за то, что с ним происходит. Он выбирает себе место и людей, с которыми ему стоит иметь дело. И если то место, где он находится, где он работает, и те люди, с которыми он работает, не удовлетворяют его – он делает свой выбор, достойно ли то место и те люди того, чтобы иметь счастье видеть его.

Рабство есть пассивность. Победа над рабством есть творческая активность. Только в экзистенциальном времени и обнаруживается творческая активность. Историческая активность есть объективация, проекция совершающегося в глубине. И историческое время хочет сделать человека своим рабом. Свободный не должен сгибаться ни перед историей, ни перед родом, ни перед революцией, ни перед какой объективной общностью, претендующей на универсальное значение. Господин также сгибается перед историей, перед общностями, перед лжеуниверсализмом, как и раб. Господин и раб имеют между собой больше сходства, чем думают. Свободный не может даже захотеть быть господином, это означало бы потерю свободы. Для подготовки структуры сознания, преодолевающего рабство и господство, необходимо построить апофатическую социологию по аналогии с апофатической теологией. Катафатическая социология находится в категориях рабства и господства, не выходит к свободе. К мышлению об обществе, свободном от категорий господства и рабства, неприменимы обычные социологические понятия, оно предполагает отрешенность, негативность в отношении ко всему, на чем покоится общество в царстве кесаря, т. е. в мире объективированном, где человек становится тоже объектом.