Почему методология и методологи проиграли перестройку?Юрий ГРОМЫКО
Директор Института опережающих исследований им.Е.Л.Шифферса, доктор психолог. наук, профессор Британской школы социально-экономических исследований, дейстительный член РАЕН          

  Текст опубликован в альманахе «Россия - 2010» №1/2 1994г.

1.

Подводя итоги прошедшему периоду 1985–1992 годов, я впервые получаю возможность осуществить соотнесение двух процессов: условно называемого процесса «перестройки» – того, что происходило со страной, которая раньше называлась СССР, и эволюционирующего дрейфа методологического движения. Если подобное соотнесение удастся, я попробую поставить собственно исторические цели, субъектом которых являются группы методологов. Фактически, проделываемая мною работа есть попытка определить: осмысленно ли ставить вопрос об управлении историей, человеческого ли ума это дело? Сам этот вопрос появляется приблизительно из следующего рассуждения – методологический семинар, кружок, движение не стали управляющей, координирующей группой процесса перестройки, социально-исторический процесс последних лет прошел сквозь них, через них, и они до сих пор представляют и осознают, что происходит в ситуации и что произошло с ними.

Определенные люди, группы и даже значительная по объему совокупность этих групп попадает в бурный поток социально-исторического процесса, и этот поток закручивает, перемалывает все, что попало в него. Затем, когда бурная река выкатит свои воды на равнину, широко и произвольно разольется, – людям объяснят, где мы оказались, что с нами происходит. Методологи опять займутся своим привычным делом, начнут закреплять и оформлять возникшие и сложившиеся практические институты, сформированные и внедренные идеологические штампы понимания, переводить их в форму рассудка. В этом случае налицо гегелевский подход к философии истории, поскольку ...сова-минерва вылетает в сумерки..., когда текст исторического процесса завершен и сложившаяся общественная структура начинает распадаться.

Гегелевская философия истории не претендует на действие. Необходимо навести порядок в сознании, чтобы осуществлять мышление и оказаться сопричастным разуму, начать хотя бы на последних витках процесса воспринимать окружающее и понимать, что, в сущности, происходит. Даже для понимания уже происшедшего и законченного необходимо просветление невероятно высокого религиозно-духовного уровня, иначе так и будешь сидеть в коконе эмоционально непрочищенного переживания и злобы. Но мне казалось, что методология и методологи претендуют на значительно большее – они различают бытие и мышление и могут независимо и параллельно работать с формами организации мыследеятельности, то есть бытия, и с другой стороны, проблематизировать мышление, которое неверно, то есть криво, отражает бытие.

Основной общественный результат, который был получен как итог напряженнейшей работы Московского методологического кружка (принципиальны вклады Г.П.Щедровицкого лично) и который к настоящему моменту не стал достоянием общественного сознания и им не присвоен – это ОДИ-мышление. Предметом этого мышления является самоопределение и действие общественно-коллективной субъективности. Объект, который стоит за данным выделенным и сформированным мыслительным предметом, – это результаты действия коллективов и групп людей в истории. Так понимаемое и так рассматриваемое ОДИ-мышление является прямым развитием русской религиозной философии с точки зрения двух крупных понятий-идей: соборности и стяжания благодати, поскольку именно ОДИ-мышление позволяет ставить вопрос о коллективах и общностях людей в истории не только как о естественно возникающем в истории феномене, но и как об организуемом процессе, искусственно планируемом и специально подготавливаемом. При этом понятие соборности предполагает установление для передачи исторического результата связи между различными коллективами в истории, утверждая тем самым вечность духовных поисков и реализуемых идеальных проектов. А идея стяжания благодати – это, фактически, определенный ответ на вопрос о том, откуда люди, группы и коллективы берут энергию для того, чтобы действовать в истории, и как они создают сверхсущие, сверхразумные символы, обеспечивающие их укорененное существование в истории.

2.

Возникновение такого образования, как ОДИ-мышление, означает, что организационно-деятельностная игра (ОДИ) становится конструктивным элементом методологического мышления. Что, следовательно, можно мыслить цепочками, последовательностями игр, складывая из них предельно сложный и разнородный смысловой, мыследеятельностный организм игры, втягивая их внутрь мышления, трансформируя и изменяя его формальную структуру, оставляя в ней вмятину. Пропущенная через формы осмысляющего, рефлексивно-методологического мышления и понимания практика, которая сама была сформирована и создана на основе методологического мышления, производит его ответную, возвратную трансформацию. В действительности осуществлен эволюционно-исторический такт зарождения-реализации практики экспериментирования с некой инструментальной системой – методологическим мышлением. Оперативно-практические и проектно-прогностические1  возможности данной интеллектуальной функции испытаны.

Некоторый спекулятивно-технический, различительный «порос», определяющий подоснову интуитивно-духовного, но первоначально скрытого порыва, нашел на основе практической реализации способ самовыявления и получил возможность самоисследования, рефлексии и познания. А следовательно, в дальнейшем и серьезной корректировки. Но все это для тех, кто станет или уже является обладателем «пороса» – сумел приживить его или породил собственное жизненное органическое движение в ответ ему, навстречу. Удел всех остальных – рассудочная мертвечина и распад. Но для того, чтобы произошла самокоррекция интуитивно направляемого и осуществляемого самодвижения, должен быть заново дан ответ на вопрос, что есть смерть – что есть жизнь, что есть сон и с чем связано пробуждение, с чем связана абсолютно очевидная точка выхода из сна?

3.

Другой важнейший момент конституирования мышления связан с рассмотрением общественно-политических процессов сквозь призму мыследеятельностной проблематизации. Поясним это несколько методологическое выражение «сквозь призму». Мыследеятельность процессов проблематизации начинает рассматриваться как важнейший конструктивный элемент общественно-политических процессов, социальных и социально-этнических конфликтов. Мыследеятельность проблематизации рассматривается как онтологическое основание всякого общественно-политического процесса. А с другой стороны, с точки зрения реально-деятельностной, а точнее, организационно-деятельностной интерпретации, мыследеятельность проблематизации оказывается высшим достижением, образцом, нормой той политической суеты, возни, дрязг, которые волнами и мелкой рябью идут по болоту коммунально-общественной жизни.

Нереализуемость мыследеятельности проблематизации определяется, во-первых, интеллектуальным уровнем политиков; во-вторых, интеллектуальным уровнем участников политического процесса; в-третьих, мировоззренческо-нравственной субстанциональной основой народной жизни. То, что понимание образца проблематизационной мыследеятельности превышает интеллектуальные возможности лидеров-политиков и рядовых участников общественно-политического процесса, может невероятно обрадовать «знатоков» технологических секретов проблематизационной мыследеятельности. Но тем страшнее расплата за эту кастовость и элитарность. Опережение политиков и рядовых участников общественно-политического процесса – это прекрасно. Сложность только в том: угадывается ли и управляется ли интуитивная направленность субстанциональной народной жизни, очень часто напрямую противостоящей ритуальным формам поведения населения.

4.

Что за процедуру мы осуществляли в данном пункте? Мы «вывернули» проблематизационную мыследеятельность из внутреннего «кокона», из внутренних границ и рамок игры – в общественно-политическую ситуацию. «Вывернули» в данном случае означает – стали рассматривать проблематизацию не как результат искусственно осуществляемых в искусственной ситуации приемов игротехники, не как искусственно-естественное включение в этот процесс участников игры, а как естественно-искусственный процесс общественно-политической жизни, направляемой политиками. Таким образом, данный прием выворачивания есть не что иное, как процедура оестествления, приживления определенной технологии проблематизации в другой форме ее существования.

Обнаружение технологии и способа работы за рамками и границами игры и одновременно обнаружение технологии проблематизации в другой форме ее существования, выявление качественно иных характеристик проблематизации при переходе от организационно-деятельностной игры к общественно-политической ситуации – важнейший момент системного, а точнее, полисистемного мышления. Одно и то же образование – в данном случае проблематизация – имеет разную форму существования в разных системах. Найти, построить иную форму существования рассматриваемого образования в другой системе – это значит в принципе установить связь между разными системами. Нас в данном случае интересует своеобразие процесса проблематизации в общественно-политической ситуации.

5.

Проблематизация в общественно-политической ситуации действительно существенно отлична от проблематизации в организационно-деятельностной игре. Существенность этого отличия связана с принципиально разными способами выдвижения оснований, обеспечивающих удержание и синтетическое объединение контрарных, противо- и разнонаправленных сторон или моментов проблемной ситуации. В ОДИ эти основания вводит и задает организатор ситуации. Организатором проблемной ситуации не обязательно является руководитель игры. Данная мыследеятельностная функция – организатор проблемной ситуации – отнюдь не сводится к характеристикам формально-административного места. Организатором проблемной ситуации в ОДИ может быть всякий, кто осмелится и кому удастся быть им. Поэтому при проведении ОДИ существует жесткая норма – осуществить работу в позиции «организатор проблемной ситуации». Но кто займет эту позицию – остается не определено. В силу подобной особенности технологической характеристики процесса проблематизации остается неясным, в чем лежат глубинные, сущностные определения процесса выдвижения синтетического, объединяющего противоположные основания. В случае анализа общественно-политической ситуации преодоление этой неясности, обнаружение сущностных определений становится принципиальным моментом.

Нам здесь могут возразить, что практика системомыследеятельностного подхода строится на следующем постулате: как сделаем, так и будет. Данный постулат невероятно эффективен как способ самостимуляции к действию, но им не описывается и не определяется результативность самостимуляции. Более того, если не определяется объективно, за счет какой силы утверждаются противоположные основания других сил, то формируемый синтез является фиктивным, навязываемым извне. Результатом этого навязывания является разрушение и уничтожение силы или субъекта, осуществляющих навязывание. Если формируемое объединение точек зрения является конвенционально-фиктивным, то силы, стоящие за разными точками зрения, будут в дальнейшем уничтожать друг друга. Так, если анализировать предпутчевое противостояние «коммунистов» и прозападно ориентированных «демократов», то совершенно ясно, что силой, которая могла бы удерживать это противостояние, является группа лиц, действующая исходя из историко-патриотических оснований. И именно процесс превращения этой группы в субъекта, выдвигающего заказ на власть и государственность, был сломан и растоптан событиями путча.

Очень интересно с этой точки зрения выглядит фигура М.С.Горбачева – конвенционального (договорного), «аморфного» проблематизатора, демонстрировавшего понимание одной силы и второй. В ситуации противоборства и непримиримости сил он выступал в функции весьма своеобразного «медиатора» – посредника между силами, который из третьей позиции, не принадлежащей первым двум силам, являл собой эффект чуда. Две несоединимые, противоборствующие стороны в точке контакта с ним гармонично сливались и соединялись друг с другом. М.С.Горбачев выступал для противоположных сторон «деньгами», он выполнял функцию «денег», обеспечивая взаимодействие этих противоположных сторон.

Введение понятия сила в данном параграфе не случайно, поскольку оказывается, что для того, чтобы осуществить проблематизацию и столкновение противоборствующих сил, надо самому принадлежать какой-то иной силе. Обнаружение этой – иной, третьей силы – требует приложения специального волевого и интеллектуального импульса. Но в том случае, если этой третьей силы не обнаруживается, проблематизации не происходит.

6.

Но почему так важна проблематизация в общественно-политической ситуации? В организационно-деятельностной игре проблематизация является основной технологией получения нового результата и развития мышления. А в чем смысл данного процесса в общественно-политической ситуации? По всей видимости, проблематизация совершенно необходима для формирования политической силы, осуществляющей мышление и действия на собственных, нетривиальных, оригинальных основаниях.

Условно обозначенная нами позиция «демократических» сил2 , за которой стоит целый спектр групп и объединений, опирается на методы, идеологию и цели, не являющиеся ее собственными. В экономике осуществляется внедрение монетарной модели Фридмана, государственным языком становится пиджин-инглиш, в области этико-нравственной мы начали переход на космополитическую систему общечеловеческих ценностей.

Позиция, обозначенная нами как «коммунистическая», является охранительно-консервативной по сути своей. Ее представители стремятся верно следовать некоторым декларациям, корпусу идей, который был создан не ими. С этой точки зрения, если представители первой позиции являются придатком сил, целеполагающий и рефлектирующий центр которых находится вне нашей территории (неважно, говорим ли мы о мировом правительстве или просто о думающих «ребятишках» из Лэнгли), то представители второй позиции – это остатки силы, которая мыслила и целеполагала в прошлом (по меткому выражению «Нашего современника» – «динозавр, у которого умер мозг»). И вот, между этими двумя силами, приседая и недостойно улыбаясь, сновал М.С.Горбачев, сохраняя на физиономии невозмутимое выражение – все идет по плану. А вместо этого жизнерадостно-рахитического основания была необходима проблематизация, позволяющая обнаружить и, может быть, сформировать силу, способную мыслить, целеполагать и действовать на собственных основаниях.

Удивительно, насколько полным и точным является соответствие формы организации массового сознания, сложившейся в стране к настоящему моменту, с формой организации сознания игрового коллектива, возникающей к концу второго дня игры – до организации процесса проблематизации. Все то, что происходит с человеком в самоопределении, является для него недействительным, несуществующим, бессмысленным. Он не доверяет ни своим мыслям, ни своему понимаю, ни своему самосознанию. Все, что исполнено смысла, касается не его самого, а либо каких-то людей, действующих вне игровой ситуации, вне территории России, либо связано с людьми, жившими в прошлом и к настоящему моменту уже умершими3 .

Очень интересно посмотреть, что у нас наклеено на стендах, к чему постоянно обращаются в средствах массовой информации. Мы заклинаем символы всех эпох, всех народов – от гексаграмм «И Цзина» до фотографии убиенной семьи Романовых. Не делается одного – не происходит обращения (оборачивания, если использовать наумовское жаргонное слово4 ) к самим себе, к своему собственному действию. На некий своеобразный страх жизни и действительности на собственных основаниях – дзаофобия и праксофобия. И восстановить это жизнедеятельностное, жизнеутверждающее начало, связанное со способностью действовать на собственных основаниях, вроде бы без осуществления процедуры проблематизации невозможно.

7.

Рассуждая подобным образом, мы затрагиваем еще один вопрос: почему деятельность и мыследеятельность не являются жизнеобразующим началом у гигантских масс людей, живущих на территории бывшего СССР? И каковы условия превращения деятельности в жизнетворящую стихию?

Эта потеря жизненного импульса связана, прежде всего, на наш взгляд, с отсутствием проспективно-ориентированной рефлексии и целеполагающего начала в жизни людей. То, что на первых организационно-деятельностных играх, проводимых под руководством Г.П.Щедровицкого, являлось обязательно осуществляемой интеллектуально-волевой функцией – необходимость представить ближайшее будущее и начать здесь и теперь жить в соответствии с этим представлением, определявшей отбор людей, группировавшихся вокруг Г.П.Щедровицкого и осуществлявших игротехническую работу, – очень сильно отличало игротехников-методологов от массы простых советских людей.

По всей видимости, сформировавшиеся до начала процесса перестройки условия жизни советских людей привели к уничтожению процессов целеполагания и выработки проспективной ориентации. Мы не склонны считать, что данная функция была узурпирована ЦК КПСС. В этой организации, как и во всех других учреждениях, люди не ставили и не думали определять цели. Возможно, фокусы целепостановки и целеопределения существовали в Главном разведывательном управлении и в ряде научных коллективов, ведущих собственные оригинальные разработки.

Советский человек являлся сменным материалом достаточно примитивных, но жестко организованных технологий. Если извлечь человека из технологически организованного процесса, отделить от функционирующей машины и заставить его ставить цели и самоопределяться, как правило, он к этому оказывается не способен.

Наш анализ отнюдь не следует автоматически рассматривать как панегирик и заискивающую хвалебную песнь в честь человека западного – гомовеста. У гомовеста свои тяжелые и неизлечимые болезни, отличные от болезней гомососа: потребительское отношение к жизни, страсть к стяжательству, доходящая до невероятной жадности, крайний индивидуализм. Поэтому, например, «предпринимательская жилка» – инициативность и предприимчивость гомовестов – есть не что иное, как своекорыстное копошение, оцениваемое, с точки зрения социокультурных целей и исторических перспектив, как агрессивное скудоумие. Подобное сопоставление гомососов и гомовестов позволяет уточнить наш тезис, касающийся проспективного ориентирования и целепостановки. Речь идет, конечно же, о постановке глобальных, бесконечных целей, «выбрасывающих» человека за рамки его ограниченного локального места в собственной организации. Нас интересуют условия, при которых человек полагает как исторически бесконечное существо5 . Целевое отправление, связанное со способами поведения и превращенное в моменты сопровождения всякого поведенческого акта, в данном случае нами не анализируется и не обсуждается.

8.

Предметом процесса проблематизации, который стал складываться в так называемый период перестройки и оказался задушен и сломан в результате «путча», являлись цели нашего государства и цели самой перестройки. Можно утверждать, что во многом возникновение процесса разрушения и распада является следствием того, что ни цели государства, ни цели самой перестройки не были предъявлены. А чудак М.С.Горбачев, по-моему, так и не понял6 , что он не сумел поставить продуктивно-ориентированные цели. Поскольку продуктивная игра, задаваемая при помощи целевых ориентиров, не была предложена, началась деструктивная игра на отделение и противопоставление друг другу коллективов, групп, индивидов, за которыми стояли республики, области, отрасли, предприятия.

Наша мысль невероятно проста – для того, чтобы осуществить на новых основаниях сборку всей той совокупности общественных, государственных, общественно-государственных систем (или в соответствии с другими основаниями типологизации – социально-производственных, социо-культурных, культурных систем), которые входили в старый СССР, необходимо было перенацелить каждую из систем на ее собственных основаниях и, с другой стороны, определить целевое движение всех этих систем вместе взятых.

Во время самого процесса перестройки высказывалась точка зрения, что М.С.Горбачев – гений деструкции. Очень важно разломать, разобрать ту систему, которая сложилась. В 1985 году дать свободу людям для волеизъявления и самодвижения. С этой точки зрения, простраивать, просчитывать устройство целого (в данном случае – страны) не нужно. Целое сложится на собственных основаниях, само собой. Но оказалось, что если идеальные контуры и границы целого не прочерчиваются и не определяются, оно просто перестает существовать. Конечно, это страшно недемократично, ужасно нелиберально, весьма авторитарно и тоталитарно, но либо есть кто-то, кто удерживает идеальную структуру государственности, страны, города, университета, движения, учреждения, либо все распадается в прах.

И, на наш взгляд, ценность воспроизводства подобных идеальных общностей-целостностей первична по отношению к ценности воспроизводства индивидуальной человеческой жизни. Не приведи Господь, конечно, осуществлять выбор в рамках этой альтернативы, поскольку формирование подобных образований – таких как государство, город, университет – сопровождается гибелью многих и многих людей, связано с принесением на алтарь множества человеческих жизней. Странно, но само данное противопоставление монстра-государства и чего-то теплого, светлого, связанного с индивидуальной жизнью отдельного человека, очень характерное для шестидесятников, является типичной для XX века реакцией психологизма.

В силу удушения (термин С.В.Попова7 ) отечественного обществоведения и политологии, понять, что столкновение разных сил развертывается вокруг вопроса о целях страны и целях определенного периода ее жизни и что это именно процесс проблематизации, могли только люди, связывающие себя с Московским методологическим кружком. Такое выделение представителей Московского методологического кружка отнюдь не похвала и не лесть в их адрес, а скорее указание на историческую ответственность, предполагающую историческое действие, которое не было осуществлено, попросту провалилось. Я не обсуждаю сейчас вопрос, хотели они или нет осуществлять подобное действие, поскольку в данном случае действует другая логика. Если есть средства, позволяющие понимать историческую ситуацию и действовать, – обязаны действовать. Так почему же это действие не было осуществлено, и методологи (добавлю: а с ними вся страна) проиграли перестройку?

9.

Прежде, чем отвечать на вопрос, сделаю методологическое замечание. Если читатель заметил, я применил в рассуждении следующий прием: наложил на общественно-политические процессы, имевшие место в стране с 1985 года, схему организационно-деятельностной игры, как бы заведомо говоря: в стране происходит организационно-деятельностная игра – не важно, понимают ли ее участники основные принципы, по которым эта игра осуществляется. Проделывая эту процедуру, я как бы целенаправленно и осознанно заявлял: и сейчас не существует ни у каких мировых политологов более мощного и более радикального средства анализа общественно-политических процессов, чем организационно-деятельностная игра. Но с другой стороны, я тем самым объективировал происходящие в игре процессы, объективировал саму форму ОДИ, проверяя предположение о том, что в игру заложена возможность работы с общественно-историческими процессами, с коллективно-общественным самоопределением. Что игру можно «растянуть» подобно тому, как растягивается кинопленка8 , и уже в мышлении – в ОДИ-мышлении – воспроизвести саму деятельностную фактуру исторических процессов.

Таким образом, с методологической точки зрения, то, что мы проделываем, следует понимать следующим образом. Мы берем деятельностную технологию коллективной работы, превращаем ее в новую форму, новый язык мышления и относим эту форму, этот язык к новому материалу рассмотрения – общественно-политическим процессам в СССР. Осуществляемый мною прием демонстрирует то обстоятельство, что в результате проектирования, проведения и рефлексии игр сформировалось ОДИ-мышление, мышление, единицей которого является организационно-деятельностная игра. ОДИ-мышление – один из типов методологического мышления. О том, что ОДИ-мышление – это мышление методологическое, а скажем, не мышление игротехника, свидетельствует тот факт, что ОДИ-мышление может быть оторвано от соответствующего данному мышлению предмета – самой ОДИ – и перенесено на другой, исходно неадекватный этому мышлению предмет – общественно-политические процессы. В том случае, когда ОДИ-мышление и предмет (т.е. ОДИ) совпадают – ОДИ-мышление не нужно. Г.П.Щедровицкий говорил: «Если мы можем промыслить игру, зачем ее проводить».

ОДИ-мышление возникает в весьма специфической ситуации, когда я могу промыслить как игру то, что ею заведомо не является – заседание Верховного Совета или общественно-политические процессы, названные перестройкой. Именно в силу рассогласования мышления и предмета мне приходится специально рефлектировать и пристраивать ФОРМУ самого мышления. А ведь собственно форма мышления и стоящая за ней мыслительная деятельность определяют тип мышления.

В данном случае мы имеем дело с генезисом мышления (с выведением типа мышления) из мыследеятельности. Понимание и мышление, погруженные внутрь организационно-деятельностной игры-мыследеятельности в результате непрерывного ее продумывания, в какой-то момент могут поглотить смысловую структуру мыследеятельности и затем «оторвать» ее от действия. В этом собственно состоит первый шаг формирования ОДИ-мышления. На втором шаге смысловая структура ОДИ может быть перенесена на не соотносившийся с ней до этого предмет. В дальнейшем будут определяться идеальные возможности данной структуры, обеспечивающие проникновение в сущность данного предмета более глубокое, чем традиционные методы его изучения. Основное, что позволяет ОДИ-мышление – это промыслить некоторое событие, не организованное по нормам мыследеятельности, так, будто оно организовано в соответствии с нормами вполне определенной мыследеятельностной игры, а затем сопоставить результаты подобного промысливания с естественным осуществлением события.

В настоящий момент ОДИ-мышление является формой организации интеллектуальных процессов, имеющей антропологическую природу, то есть ОДИ-мышление выращивается на людях, имеющих опыт проведения ОДИ. При отсутствии подобного опыта формирование ОДИ-мышления невозможно9 . Но после того, как ОДИ-мышление выделено и описано, его можно формировать, не включая будущих обладателей этого мышления в ОДИ. Осуществив методологический ход, вернемся к ответу на поставленный вопрос.

10.

На наш взгляд, методологи не смогли занять управляющую позицию по отношению к процессам перестройки, поскольку в системомыследеятельностной методологии отсутствует и никогда не прорабатывалась проблема государства и государственности. Системомыследеятельностной методологии были чужды вопросы разработки и анализа глобальных экономических и геополитико-экономических моделей. Методология оторвана до настоящего момента от религиозных форм сознания. Прежде всего, от православно христианских форм и религиозной антропологии. В системомыследеятельностную методологию до сих пор не внесен и в ней не проработан весь пласт представлений и идей из этнографической антропологии, то есть из исторической антропологии разных пародов.

И, наконец, последнее – в методологии в настоящий момент отсутствуют комплексные проекты социально-производственных систем, отвечающих мировому уровню развития современного технологического производства. Рассмотрим некоторые из этих блоков проблем более подробно.

11.

В Московском методологическом кружке никогда не ставился впрямую и не обсуждался вопрос государственной политики, не анализировались понятия государства и государственности. Конечно, в кулуарном общении все это было темой обсуждения, но не предметом анализа и проработки. Насколько я понимаю, до 1985 года это не делалось совершенно сознательно. Г.П.Щедровицкий ставил задачу сохранить методологическую школу, не дать ее уничтожить. Проработка же вопросов, касающихся государственной политики, государства и государственности, конечно же, привела бы к вполне определенным результатам анализа и проектам, следствием чего явилась бы прямая оппозиция власть предержащих. Сам Г.П.Щедровицкий для меня по своей позиции всегда являлся «государственником». Во всяком случае, я так его интерпретировал и понимал. Но при этом он был идеальным государственником, государственником по позиции – осуществляя жесткую критику государственного руководства до перестройки. Эта его позиция резко отличалась от настроений шестидесятников-общественников (А.Е.Левинтов, С.Б.Поливанова10 ), считавших существующее государство злом (термин А.А.Зиновьева), которое необходимо уничтожить. Поскольку тема государства и государственности не прорабатывалась, различие позиций не было выявлено, не стало предметом обсуждений и анализа.

Ошибкой (в том числе и своей личной, как члена кружка) я считаю отсутствие этой темы в качестве предмета разработок уже после начала перестройки – с 1985 года. Без анализа этого предмета – государства и исторических форм государственности – тема региональные общественные системы – бессмысленна. Она так и останется сюжетом эксквизитных теоретических изысков и не станет предметом практических разработок, если с людьми из регионов не прорабатывать вопрос, что такое региональная государственность, как должно быть представлено и должно присутствовать государство в общественной региональной жизни.

Следует отметить, что Московский методологический кружок, в отличие от диссидентских кружков, внутренне всегда тяготел к жизнестроительным программам, а поэтому нуждался и в идее государственности, и в практике государственного строительства.

Оставляя в стороне вопросы более конкретного рассмотрения различных типов государственного устройства, государственного права, государственного управления, государственной внешней и внутренней политики, разные типы государств {моноэтнические, политические, светские, религиозные, моноконфессиональные, поликонфессиональные и пр.), обозначим предпонятийные контуры идеи государственности.

Эта идея для нас состоит в историческом формировании для общностей, живущих на той или иной территории, условий существовать в истории, передавать последующим поколениям результаты общественной деятельности и присваивать результаты общественной деятельности предшествующих поколений. Таким образом, государственность определяет условия существования общественной деятельности в истории. Без рассмотрения форм общественной деятельности в истории исчезает субстанциональность культуры. Культура превращается в каналы кастово-элитарной передачи от одиночки к одиночке или от одного члена группы к другому, из рук в руки, высокотехнологических секретов. Исчезает идея культуры народа, которая как раз и является субстанциональной.

Но с уничтожением онтологического представления об общественной деятельности обессмысливается также идея деятельности. Она начинает носить предметно-научный, но не практический характер, поскольку практический характер идеи деятельности заключается в ответе на вопрос, что создано материального и духовного за определенный период времени данной нацией или народом, кем и как присваиваются эти материальные и духовные результаты, каковы типы и формы продуктивной работы общностей, образующих народ, какова творящая субстанция народной жизни. Ключевыми, наиболее выраженными формами продуктивной работы, определяющими и подчиняющими себе все другие формы, могут быть: труд (примат денежно-продуктного обмена), деятельность (ведущая роль и значение технологий), мыследеятельность (усиление роли коммуникации и нетехнологизируемых интеллектуальных функций – рефлексии и понимания). Теоретико-онтологическое представление о деятельности или о труде, или о мыследеятельности является в этом случае спекулятивно-мыслительной попыткой выделить и удержать общественные формы продуктивной активности в истории – при формировании исторического видения.

Подобный взгляд на общественную мыследеятельность, отличающуюся от коллективной мыследеятельности, есть не что иное, как попытка «развернуть» мыследеятельностный подход и использовать его «вспять», «назад» для анализа проблематики, выделенной и поставленной Марксом, – проблематики политической экономии. Возникает вопрос: но при чем здесь общественная мыследеятельность? Общественная мыследеятельность – это не есть государственность.

Государственность есть не что иное, как исторически сложившиеся правила игры и борьбы (построение стратегии, постановка и реализация идей) за общественную деятельность, прикрепленную и укорененную на этой или иной территории, где другими субъектами противоборства («игроками») являются государства, которым вменена общественная деятельность, общественный труд, общественная мыследеятельность (у разных государств по-разному), укорененные на других территориях. Государство может обеспечивать сдвиг, перемещение общественной активности (Л.Г.Закиров11 ) в тот или иной территориальный квадрат, в тот или иной сектор общественной мыследеятельности, может создавать условия для соединения и сращивания на своей территории разных мыследеятельностных форм, заимствуя социо-культурные формы мыследеятельности у других государств. Так, например, нам недурно было бы осуществить соединение и «сращивание» (конкрецию) на нашей российской территории производственной технологической мыследеятельности западных фирм с мыследеятельностью наших опережающих разработок в электронике.

Государство при подобном понимании есть целый класс, целая группа позиций, которыми могут ставиться исторические и даже всемирно-исторические цели. Но для того, чтобы рассуждать таким образом, надо встать на точку зрения субъективности государства, принять, что государство есть субъект, что оно живет в истории. Эта точка зрения Г.В.Ф.Гегеля («Философия права») очень сильно отражает все либерально-демократические институты12 .

12.

Обсуждая проблему государства, государственности, общественной мыследеятельности, мы реально уже перешли к рассмотрению мыследеятельностной геополитики и глобальной мыследеятельностной экономики. Для развития этих взглядов и введения представления о мыследеятельностном капитале как ведущем типе капитала, необходимо возвращаться к старой идее И.Г.Фихте – собственности на деятельность, об основном типе собственности, из которого выводятся другие.

В соответствии с этой идеей формой самодвижения, развития, наращивания – Фихте бы сказал жизни – обладает только деятельность. Процессы развития (наращивания) структур деятельности не описываются и не схватываются в экономических представлениях, но при этом эти процессы определяют экономические закономерности. Ведущим типом труда, определяющим в современной мировой социокультурной ситуации процесс образования стоимости (и ценообразования) выступает мыследеятельность разработчиков технологий. Сама эта мыследеятельность не технологизируется, представляя собой мыследеятельностное интеллектуальное искусство. Ее результатом являются оригинальные технологии, обеспечивающие создание не существовавших до этого продуктов.

Создание новых типов технологий, обеспечивающих использование новых типов материалов и энергий (революции в материаловедении и энергетике), постоянное образование и обучение больших контингентов людей – условия для присвоения ими форм и способов мыследеятельности, воспроизводившихся в структуре технологий, – вот основная форма движения германского и японского промышленного (по сути дела мыследеятельностного) капитала, скупающего сегодня недвижимость в США. Формам движения и экспансии промышленного капитала противостоит финансовый капитал, принцип действия которого основан на сведении живой, не прекращающейся деятельности к результатам «умершей» деятельности – продуктам, опосредованным денежной массой. Но чтобы осуществить это сведение, деятельность надо остановить, то есть разрушить. Поэтому проблема состоит в том, как, не прекращая осуществления деятельности, присоединить к формам движения, обеспечить взаимопереходы, взаимосвязь промышленного капитала и финансового капитала. При подобной организации взаимосвязи промышленный капитал с течением времени подчиняет себе финансовый, «живая» деятельность начинает переопределять саму стоимость продуктов в «мертвой» деятельности, а также цену измерителя стоимости, то есть денег.

Задача нашего государства и состоит в том, чтобы построить форму и способы движения отечественного промышленного (читай мыследеятельностного) капитала и организовать свою систему «переходников», обеспечивающую взаимосвязь отечественного капитала с мировым капиталом – и промышленным, и финансовым. Для этого необходимо было найти способы соорганизации опережающей советской разработческо-научной мыследеятельности с передовой производственной технологической мыследеятельностью Запада. Все остальное – создание рыночной экономики, демилитаризация, демократизация – есть лишь внешние средства для решения обозначенной задачи.

Для того чтобы сделать вышеобозначенную цель общественно востребованной, надо было разгромить миф экономического общества, поставить проблему нового политического целеопределения на собственных, а не заимствованных основаниях. Это можно было сделать, как нам кажется, лишь используя средства деятельностного (мыследеятельностного) подхода.

13.

Чтобы выйти в управляющее отношение к истории, должно быть безразлично, займешь ты подобную позицию или не займешь. Поскольку это не человеку решать. Но проблема анонимности в истории (О.И.Генисаретский13 ), анонимного несуществования в истории, то есть недостижение исторического бессмертия и, следовательно, познание своей конечности, телесности и смертности, невыносима для атеистического сознания методолога. Эта проблема в свое время угнетала Наумова, она явилась одним из пунктов расхождений П.Щедровицкого и С.Попова; является она «трудной» и для меня.

Почему именно атеистического сознания? Поскольку именно в этом сознании на место веры в бессмертие души заложена вера в личное историческое бессмертие любым путем: за счет сотен тысяч страниц рукописных текстов, за счет труда адского и многих лет работы без отдыха. Вполне возможно, что за счет «мотора» самолюбия достигаются невероятные трудовые результаты. Недостижимо на этом пути только одно – формирование религиозной общины, члены которой абсолютно не равны по опыту, способностям, одаренности, таланту и равны в одном – в бесстрашии по отношению к смерти и анонимности существования (или несуществования – что одно и то же) в истории. Религиозной общине противостоит партия, построенная не на любви, а на идее внешнего авторитета (или на кланово-родовых механизмах – это тоже способ решить проблему исторического бессмертия). Драться за судьбу и будущее России партия не может – вот это все уж действительно один раз уже было. Она тут же погрязнет в трясине себялюбивых дрязг.

Для того чтобы управлять во имя России общественно-политическим процессом, методологи должны были бы играть за разные политические фокусы, процессы, организуя содержательную проблематизацию и сохраняя общинно-религиозное единство, то есть духовное взаимопонимание. Я говорю сейчас про идеальную структуру общины, а не про кучку «идиотов-заговорщиков». Наличие подобной общины как формы методологической жизни и есть важнейшее условие управления общественно-историческими процессами.

Перестройка кончилась, но ведь жизнь-то продолжается, да?