оценочное суждение

про это много, где пишут, но почему-то хочется еще раз сказать.

самое гадкое, что нынешний режим сделал со страной, -- расшатал понятие нормы. в принципе, уже пять лет назад не отпускало ощущение, что страна в руках сумасшедших, но теперь-то понимаешь, что те были еще ничего.

можно ли пить кефир перед тем, как садиться за руль?
можно ли детям читать журнал "афиша-еда"?
можно ли регистрироваться в социальных сетях без паспорта?

все эти вопросы всерьез обсуждаются людьми, которые, условно говоря, живут на наши с вами налоги.
в безумные девяностые, кстати, ничего такого не было. т.е. фриков и ебанутых и тогда было много (может, даже больше, чем сейчас), но они воспринимались именно как фрики и ебанутые. люди понимали, что если у собеседника на губах выступает пена, значит, он не очень хорошо подходит на должность главного врача россии или кто он у нас там (несмотря на то, что пена на губах имеет некоторое отношение к медицине).

сейчас же невозможно отличить настоящую новость от придуманной.
какую хуйню ни придумай, а в белгородской, условно, области ее уже внедрили полгода назад.

я, кстати, вполне допускаю, что первое время инъекции откровенной хуйни в пространство были осмысленны, имели под собой разумную причину. например, с их помощью можно было отвлечь общественное сознание от каких-то важных, но по тем или иным причинам нежелательных для власти тем. но процесс давно уже подпитывает сам себя, цветы расцветают сами, причем сразу и все.

и, кстати, не очень важно, ебанутый ли человек от рождения, или это просто стратегия, которая кажется ему эффективной.

это как если бы мы сидели в кафе, шеф-повар которого не очень хорошо готовит.
и вот он, в разгар очередного обсуждения качества еды, выходит в центр зала, раздевается и делает колесо.
и ему кажется, что это хорошее решение, потому что люди действительно перестают обсуждать еду, которая по-прежнему не очень.

как только публике надоедает акробатика, он придумывает что-нибудь другое.
постепенно к повару подтягиваются другие творческие люди.
кто-то избивает поклонников баклажанов, кто-то разбавляет сметану водкой, кто-то, простите, срет на стол.

а когда у вас в заведении начинают срать на стол -- это немного другой формат.
качество приготовления пищи исчезает с повестки дня навсегда.

штука еще в том, что ребенку, например, довольно сложно объяснить, что человек, который срет на стол в кафе, ебанутый, потому что у этого человека должность, его показывают по телевизору и никто по этому телевизору над ним не смеется.
все делают вид, что так и надо.
все делают вид, что это со столом что-то не так.

даже если ребенку объяснить, что срать на стол это не совсем ок, у него в голове возникает очень странная картина, в которой в кафе или срут на стол (не ок, но бывает), или не срут на стол. тогда как на самом деле кафе и рестораны вообще немного про другое.

и вот есть две модели. в первой модели у нас есть президент, премьер-министр, правительство, депутаты, ну и далее по списку. в этой модели предполагается, что ее акторы обладают некоторыми компетенциями, которые делают их пригодными для управления страной. сбои, разумеется, бывают, не без этого, эффективность управления, наверное, тоже не слишком высока, но в целом телега медленно, но едет.

вторая модель получается про собаку, которой семь верст не крюк. сапожник без сапог, санитарный врач без санитаров. люди, которые, по идее, должны управлять телегой, разобрали ее и танцуют голыми при луне. и чем лучше человек пляшет голый при луне, тем больше у него шансов пробиться в топ-менеджмент телеги. на вопросы озадаченных пассажиров топ-менеджмент отвечает грубовато, но точечно. сомневаться в том, что телега движется, становится плохим тоном. вопрос о направлении не приходит в голову никому. главная претензия оппозиции к власти в том, что музыка играет не та.

и вот эти две модели очень плохо сочетаются друг с другом. они порождают шизофрению, причем вторая модель, хоть и не может существовать без первой, начинает ее пожирать, потому что срать на стол намного проще, чем хорошо готовить, срать на стол это не вопрос навыков и качественных продуктов, это вопрос наличия политической воли (и стола).

из всего, что случилось с россией за последние десять лет, это самое плохое.
потому что люди уходят и приходят, никто не вечен. деньги важная штука, но они тоже уходят и приходят. политзаключенные? плохо, конечно, но политзаключенных можно выпустить, и их нет. что там у нас еще на повестке дня - химкинский лес?

это такие мелочи.

что делать с сумасшедшими, которые считают себя нормальными?
что делать с сумасшедшими, которые годами получают положительную обратную связь от окружающего мира?
что делать с сумасшедшими, которые искажают реальность так, что понятие нормы смещается или вообще теряет смысл.
а их же сотни тысяч, если не миллионы.

путин рано или поздно уйдет, а они-то куда.

КОНЕЦ ЭПОХИ «КОШЕЛЬКОВ» И БЕРЕЗОВСКОГО (ЧАСТИ 2-3)

Покровительственное и пренебрежительное отношение к Березовскому оставалось в Кремле у некоторых даже тогда, когда Березовский для всей страны стал символом силы и влияния олигархического капитализма. Да, он мог решить практически любой вопрос (говорили, что за 8 %, хотя мне решать через Березовского было нечего), но в Кремле помнили, что Березовский получил ОРТ, нефть и другие ископаемые России от «Сашки Коржакова», «которому тер спинку в бане».

Может быть, для Абрамовича, еще более согнувшегося перед Березовским, а потом перед другими, включая набиравшего силу Путина, в раболепной готовности сделать все, лишь бы получить кусок народного и государственного богатства (которое почему-то вдруг начали считать «ничейным») в виде нефти, газа или «чего угодно, лишь бы это были деньги», Березовский когда-то и был «крышей», но для Коржакова и Барсукова, семьи Ельцина Березовский был другим. И называли его по  другому: «кошелек». Абрамович же со временем стал «кошельком» Березовского.

Термин «кошелек» означает человека, на которого чиновники записывают активы, собственность, недра, направляют бюджетные потоки на условии, что они пользуются доходами с этих активов, собственности, недр. «Кошелек» беспрекословно решает финансовые проблемы кремлевского чиновника, которые тот не может или не хочет решить за свой или за государственный счет. То есть «кошелек» -  это человек, за счет которого кремлевские чиновники и окружающие их силовики решают свои и, иногда, государственные финансовые вопросы.

Березовский вырос из жуликоватого совка, пытающегося стать бизнесменом, в олигарха, надоумив и уговорив Коржакова назначить его своим «кошельком». Не могу утверждать точно, но не исключаю, что сама схема коррумпированных связей «Хозяин-кошелек» была создана именно Коржаковым и Березовским. Дальше схема только развивалась. Окружение Ельцина и Коржакова начало плодить свои «кошельки», создавая тех, кого для народа рядили в одежды «олигархов». В этот же период Попов, а затем Лужков создавали свои «кошельки»: Гусинского и Евтушенкова.

На роль «кошельков» назначались люди, которые по первому приказанию, по движению пальца или брови, готовы были оплатить то, что нужно или хотелось «хозяину». Это были люди, у которых, с одной стороны, «голова работает», а с другой стороны, по мнению «Хозяина», не способные на бунт, самостоятельность, слабые и зависимые. В этом случае, «хозяин» почти всегда сам недалекий человек, чувствовал свое превосходство и гарантию того, что «кошелек» не сбежит с деньгами, не станет независимым. Обычно «Хозяин» ошибался.

Деньги, которые платил «кошелек» не были взятками в том понимании, которое принято в мире. В среде подчиненных и окружения «кошельков» тогда появился новый термин: «братки».

Здесь нет места ни желанию со стороны «кошелька» платить, ни выбору. «Кошелек» не имеет мнения. Он просто должен выполнять функции по предоставлению денежных средств или оплате расходов. В любой момент он может быть заменен, и активы переданы другому, который с этого момента и становится новым «кошельком».

                                           Воспоминания из 90-х 

У меня самого было особое положение в Кремле. Я не был «кошельком», но занимал какое-то промежуточное положение. Тогда я был генеральным директором компании «Йорк Интернэшнл (Россия)», филиалом американской «Йорк Корпорэйшн». Откаты и взятки американская корпорация не платила. Основные расходы, которые на меня «повесили» кремлевцы,- и я с готовностью на эти расходы согласился, как и руководство Корпорации, с которым, естественно, я согласовывал свои действия, - было спонсирование Пасхального и Рождественского приемов Святейшего Патриарха в Кремле, а также Кремлевского балета, который тогда ставил спектакль «Наполеон Бонапарт», а государство не выделяло деньги даже на заработную плату коллективу.

Выбран я был на это благотворительное дело, потому что, когда меня в первый раз попросили на что-то выделить деньги, я сделал то, что просили: выделили деньги. Как мне потом сказал генеральный директор ГКД Андрея Петров, что до меня спонсоры выделяли в виде дара свою продукцию: автомобильный концерн дарил автомобиль, производитель электроники – свою электронику. И только я тогда, не споря, выделили деньги, а не предложил получить кондиционеры, например.

Для того, чтобы спонсорство со стороны «Йорка» не выглядело неприлично (американская корпорация платит за приемы Патриарха в Кремле и на зарплаты, костюмы и декорации Кремлевского балета), по предложению тогдашних Коменданта Кремля Сергея Васильевича Стрыгина и уже упомянутого генерального директора ГКД Андрея Борисовича Петрова,  я создал благотворительный фонд «Преображение через сотрудничество» (учредителем стала Ассоциация выпускников Института стран Азии и Африки при МГУ), куда «Йорк» официально переводил часть своей прибыли - на благотворительность.

Название фонда предложил Андрей Петров. Когда пришли к Святейшему Патриарху Алексию Второму за благословением, Святейший сказал:

- Православных фондов организовано уже много. А вот межконфессионального нет. Давайте сделаем межконфессиональный фонд. Назовите его «Преображение через сотрудничество».

Кроме приемов и балета, фонд финансировал строительство нескольких храмов, а также различные, например, Пасхальные, мероприятия Патриархии. Так, традиционно перед Пасхой я получал счет на оплату покупки куриных яиц для заключенных в  тюрьмах.

Я согласовал с  руководством  корпорации не только создание фонда, но и то, что я стану его президентом. Условие было одно: я не должен был получать ни зарплаты, ни каких-либо других доходов от фонда. На этих же условиях работали в фонде все. В основном, это были сотрудники «Йорка»: бухгалтер, юрист. Никто из компании за все годы работы фонда не получил за эту работу ни копейки. Своего офиса фонд тоже долгое время, пока я работал в «Йорке», не имел. Так что расходов не было никаких. Все уходило на благотворительность.   

Кроме этого, конечно, были «представительские расходы», которые заложены были в бюджете «Йорка» и корректировались в зависимости от выполнения плана (в американских транснациональных корпорациях оказалась советская система, в том числе планирования и учета, только немного модернизированная). Лимит представительских выделялся на месяц и был значителен: больше моей зарплаты. Конечно, это был максимальный лимит, и я к нему никогда не приближался. Но этот лимит позволял мне покрывать непредвиденные расходы, которые накладывали на меня кремлевцы.

- Палыч,  в воскресенье Святейший служит в Успенском Соборе. Ты приходи. Погутарим.

- Хорошо. А пропуск?

- Скажешь, что ко мне. Я предупрежу на Кутафьей башне. Там пройдешь. После службы мы хотели стол накрыть для Святейшего. Владыка тоже будет. Он хотел с тобой тоже переговорить. Приходи на обед, только, ты знаешь, у нас на это денег нет. Ты там тогда оплатишь?

Или,

- Валер, ты там чем сегодня занят?

- Текучка.

- Может вечером подъедешь? Посидим.

- В Кремле? Или на стороне?

- На стороне. Пошли куда-нибудь.

- Итальянское или попроще?

- Попроще.

Венесуэла в снегах
12 ОКТЯБРЯ 2012 г. МИХАИЛ БЕРГ

Россия, конечно, больше похожа не на Нигерию, а на Венесуэлу. Выборы Чавеса только подтвердили сходство. Обе страны сидят на острой нефтяной игле и никакой другой экономикой не располагают. И опираются при этом на самую темную, непросвещенную, необразованную часть народа, составляющую большинство. А интеллигенция в обоих случаях бьется, как рыба об лед, и ничего поделать не может. Потому что поляризация общества, яростная и непримиримая, не отменяет соотношения частей: те, кто сидят на минимальных подачках от хитрой и лукавой власти, довольны этим обстоятельством и никаких изменений не желают.

Те 54 процента голосов, которые получил Чавес, это очень близко к тому, что получил бы Путин и его «Единая Россия», если бы Чуров не таскал для них каштаны из огня. Это, очевидно, некоторая константа – при высоких ценах на нефть нищая страна готова отдать половину голосов за наглого популиста, изображающего из себя спасителя отечества и лидера с мессианским ореолом вокруг башки. То, что наш тоже считает себя мессией и при этом солидняком, который делает, что хочет, и живет себе в удовольствие, подтвердили интервью в день его шестидесятилетия. Хотя больше всего Путин в кадре был похож на лоснящегося от удовольствия кота, главная задача которого скрыть, что мясо из супа украл именно он. То есть то, что он – представитель той самой темной, непросвещенной и необразованной части населения, он с готовностью подтверждал, подчеркивая, что в Венесуэле в снегах (как и в Венесуэле на солнце) эта часть, живущая на жалкие подачки, может вообще не обращать внимания на интеллигенцию, на которую просто наплевать и забыть.

Так же как на страны, именуемые цивилизованными и, прежде всего, на Америку по прозвищу Пиндостан – вы хоть голову себе о стенку разбейте, нам ваша критика, что мертвому припарки. И если вы не перестанете нас доставать своими упреками, то мы страну вообще закроем и будет жить, как в подземелье: пусть темно и воняет подвалом, зато никаких ПАСЕ, никаких радио «Свобода», никаких Детских фондов ООН, пусть наши дети хоть удавятся – мы теперь будем жить особняком.

Хотя, если продолжить сравнение России и Венесуэлы, то нельзя не обратить внимания и на зияющие отличия. Никакой симфонии с церковью у Чавеса, называющего своих католиков «пещерными обитателями», нет и в помине. Потому что Чавес здесь ближе не к господину Путину, а к товарищу Ленину, для которого религия – это опиум для народа. И поэтому католическая церковь в Венесуэле ближе к интеллигентной и образованной части народа, а не к совку и быдлу. Как у нас в советские времена.

Точно так же никаких запретов на газеты и телевидение в Венесуэле нет, никакого карманного НТВ с «Анатомией лжи» нет и в помине; то бишь присутствуют, конечно, свои каналы, которые в упоении показывают Чавеса, причем часами, как Путина на встрече с кошками и собаками, но есть каналы и газеты, которые несут его на чем свет стоит, как тот же НТВ до кастрации. То есть Венесуэла в снегах Венесуэле Чавеса может дать сто очков форы, и тогда получается, что основатель «Гугла» был, увы, не так уж неправ, сравнив нашу Рашку не с латиноамериканской страной, а с африканской.

По крайней мере, Путин все для этого делает. Похоже, он решил окончательно закрыть страну. И если по существу разбираться во всех прогнозах, прозвучавших в последнее время, то ближе всех к теме оказался умница и академик Вячеслав Иванов, сказавший еще в мае, что если Путин по-настоящему испугается, то нам мало не покажется: «Я в его лице читаю смесь трусости, небольшого ума, бездарности и каких-то подавленных комплексов, которые делают его очень опасной личностью. Боюсь, что он вообразил себя воплощением национального духа или что-то в этом роде есть у него. Отсюда и эти игры с РПЦ».

Кажется, путинская команда решила не просто идти до конца, а выбрала вариант самый худший из возможных на сегодня: скажем, ранний сталинизм, или относительно (очень относительно) мягкий тоталитаризм, который вместе с тоталитарным православным фундаментализмом должен загнать интеллигенцию под лавку и даже там жестоко доставать ее, как только можно. Конечно, пока они больше обозначают удары, чем бьют наотмашь – но это только до поры до времени, и Путин, и патриарх Кирилл, и все остальные православные товарищи давно забросили чепчик за бугор, то есть решили наплевать на репутацию и отгородиться от любой критики своим фирменным простонародным хамством. А это значит, что дороги назад нет и не будет – не будет никакой даже медведевской либерализации, то есть либерализации на словах, а будет только завинчивание гаек, которые в России срываются раз в век, да и то не в каждый. То есть когда-нибудь, конечно, сорвет, но на нашем веку или на веку наших детей и внуков – это вряд ли даже Вячеслав Всеволодович Иванов знает.

Понятно, что они совершенно сознательно снимают с цепи разных мракобесов и натравливают их на общество. Они хотят войны и крови, они, скорее всего, пойдут на репрессии верхушки оппозиции, но могут на этом не остановиться. «Анатомия лжи» хорошо показывает перспективу – тормозов нет, они хотят сломить даже символическое и интеллигентское сопротивление, они не стесняются устраивать провокации и потом наказывать тех, кто на эти провокации попался.

Да, в истории России это далеко не первая попытка уйти на время из истории, накрыться одеялом с головой и ползти на кладбище теней. Но каждый раз такие попытки заканчиваются резней в крупном или просто чудовищном масштабе. Если маньяк закрывает дверь на ключ, он собирается не читать вслух стихи, а творить то зло, к которому предназначен. Путин закрывает дверь, это очень недалекий, жестокий и самоуверенный человек, воплощающий самое плохое и страшное, что есть в России. То есть косность и ограниченность. Ксенофобию и недоверие к культуре и умникам. Самоуверенность и комплекс неполноценности.

То, что сегодня происходит, – это заморозка страны. Старинный прием консервативных сил сделать консервативное не просто всеобщим, а единственно возможным. Они хотят задраить все форточки, законопатить все щели, сделать Россию убогой и больной. Я не знаю, можно ли рассчитывать на силу и мужество протеста. Боюсь, что соотношение сил слишком неравно. Им мало Венесуэлы в снегах. Они хотят Россию во льду. Им нужна вечная зима.