Технологическая утопия остается стержнем любых российских модернизаций — от сталинской индустриальной до медведевской гаджетной. Ничто не способно утопить утопию

— прожективный оптимизм политических властей, верящих в то, что, если государство выберет направления главных ударов и профинансирует их государственными деньгами, немедленно все начнет развиваться. Ни разу, во всяком случае в масштабах страны, а не отдельных отраслей, так не получалось — технологическое отставание всегда дополнялось отставанием в производительности труда. Как была треть от американской десятилетия тому назад, так и осталась. Вера в волшебную силу голых технологий без среды и инфраструктуры — святая вера российской власти, которая так до сих пор не заметила, что инновации в неволе не размножаются. И дистиллированной гаджетной модернизации не бывает — чтобы она работала, нужна свободная экономическая и желательно политическая среда. Ибо мозг, как и капитал, утекает не только ввиду недостаточного его питания, но и по причине недовольства внешними условиями существования. Так что мозг течет туда, где капитал, и наоборот.

Из жизни политологов.

Долго я берег эту историю, ну, кажется, пришло время.

Когда-то давно мы с парнями занимались, скажем мягко, информационным обеспечением интересов одной маленькой (но гордой) нефтяной компании. Кончилось все плохо, собственник компании до сих пор сидит, шьет рукавицы и пишет статьи. Надеюсь, хотя бы рукавицы у него получаются.
Нас тоже жизнь разметала.

А пока все не кончилось, кормилось от наших щедрот много разных людей. И среди них - политолог Д.Орлов.
Надобно вам знать, что политолог в таких делах - птица полезная. Ну, то есть, конечно, признанный информационными агентствами за политолога политолог. Политолог может позвонить в агентство и выразить озабоченность. Или дать комментарий. А там уж. Там уж наше дело. Ручки-то вот они.
Политолог Д.Орлов был хороший политолог, сговорчивый. С должной частотой выражал озабоченность политолог Д.Орлов.

Но как-то ранним утром, напугав секретаршу, пришли в наш офис злобные сатрапы, заперли на кухне депутата ГД Митрохина, и устроили обыск. Изъяли все. Много даже такого, чего у нас в офисе не было. Схему, например, ухода от налогов одной маленькой (но гордой) нефтяной компании.
И, к нашей печали, много такого, что у нас в офисе было. Деньги из сейфов. Скромные заначки сотрудников, рассованные по ящикам письменных столов. И конверты с гонорарами для кормящихся от щедрот. Надписанные.
А в довершение разгрома запертый на кухне депутат Митрохин высунулся из окна (офис был на втором этаже) и дал интервью сразу всем журналистам, внизу собравшимся. Но предварительно съел все наши продуктовые запасы.

Сатрапы так радовались гениальной своей идее - это же удача, найти то, чего у нас не было, - что решили щегольнуть гуманизмом. Позвонили и сказали, что надписанные конверты хозяева могут забрать. Прийти в прокуратуру, предъявить паспорт и забрать.

Оповестили мы потерпевших. В том числе и Д.Орлова, политолога. Политолог как услышал, что конверт с его именем и американскими деньгами внутри - в прокуратуре, так сразу закричал: - Не звоните мне больше никогда! И трубку бросил.
А нас два раза просить не надо. Мы не звонили.

Но у нас был свой Орлов, младший научный сотрудник. Правда, не Д., а М.
И мы ему говорим:
- М., - говорим, - Орлов. Все-таки нехорошо это, что в конверте с надписью "Д.Орлов" две тысячи американских долларов у душителей свобод на шконке чалятся. Ты Орлов, и он Орлов. Сходи да забери. Пригодятся. Пропьем.

М.Орлов был человек героический, и пошел в прокуратуру, не раздумывая.
Сатрапы ему, конечно:
- Как же так, ведь вы же М. Почему на конверте Д.?!

М. не растерялся, расправил, как атлант, могучие плечи и ответил:
- А я, видите, здоровый. У меня погоняло - "десантник". Вот поэтому Д.
Сатрапы помялись, но деньги вернули. Дня два мы потом пили, наверное. Свободу оплакивали и родину хоронили.

И вот теперь, читая регулярно доклады Д.Орлова о величии Путина, гениальности Володина, мелочности Суркова и неколебимости позиций партии "Единая Россия", я всегда эту историю вспоминаю. Не без улыбки.
Интересный народ - политологи.

Морозов. Я в своем выступлении уже примерно обрисовал, как и чем это кончится. Это случилось, постсоветский транзит закончился, выяснилось, что Россия уже никаким образом не становится одной из стран Европы, выясняется потихоньку, что ближайшие 10, 20 или 30 лет типологически она будет политией типа Юго-Восточных режимов. В Венесуэле при Чавесе миллион человек интеллигенции выехали из страны и ничего не случилось, режим стоит и будет стоять дальше, он будет мутировать, но оставаться. Для оставшихся здесь, в том числе и представителей образованного класса будет стоять довольно трудный выбор: как построить свои взаимоотношения с мобилизованным большинством. Исторические шансы переходят в руки силовиков молодого поколения, тех, кому сейчас 30 лет и кто делает карьеру на антикоррупционной борьбе, я вижу их всех 45-50-летними во главе крупнейших гражданских институций России в следующем цикле, т.е. после 2018 года. А тот вопрос, который, собственно, меня волновал с самого начала, - мне интересно, каков будет культурный ответ русского общества и как бы даже русской истории на этот вызов, который с нами случился. Мы через 20 лет после крушения Советского Союза пришли к форме, в которой имеется окончательность, и эта окончательность нас всех изумляет.
Левинсон. Я вот что скажу. Знаете, в вашем вопросе есть ощущение, что это кончится. Я думаю, надо избавляться от этого ощущения, от этого эсхатологизма. Стране, где мы живем, по-моему, не предстоит перестать существовать в обозримом будущем как стране, как обществу, несмотря на то, что, может быть, ее ждут очень тяжелые испытания, и это общество ждут испытания. Раз.
Два – я думаю (и я согласен с коллегой, ваши мнения меня укрепили в каких-то подозрениях), то, что произошло, является не просто реакцией, не просто поражением демократических тенденций и заменой их на другие. Я думаю, происходит еще и определенного рода смена поколений, определенный шаг. Не только в том дело, что какие-то силовики приходят к управлению чем-то и сменяют других силовиков. Я думаю - и это самое главное – что та парадигма, к которой принадлежим мы с вами, та, которую формировал А.Д. Сахаров, внутри которой создался «Мемориал», внутри которой мы с вами живем так, как можем жить, имеем то, что нам дорого, и так далее, - эта парадигма…
Ох, черт, скажу: обречена уйти. Не потому что мы старые, хотя и по этой причине, конечно, тоже. Ей предстоит замениться на другую. Она будет жить с другими социальными опорами, на других культурных дрожжах. Передать во всей полноте следующему поколению все то, что заполняет эти стены, заполняет наши умы, во-первых, невозможно, а во-вторых, не нужно. Не нужно готовить молодых людей жить и бороться так, как мы жили и боролись, если кто боролся, в брежневские, а то и хрущевские времена. Не это будет их заботой. Я думаю, что мы еще сможем уйти не склонив головы, но важно сказать ребятам, которые придут сюда или куда-то еще, что им придется искать свое.
Им придется. Я не думаю, что для них не будет места в стране. Кто уедет – тот уедет, но кто будет жить здесь – ему найдется, что делать, работать или что-то еще. Я не думаю, что доля тех людей, которых мы зовем порядочными и честными (хотя они будут по-другому порядочными и честными, чем было принято в наших кругах), почему-нибудь в ближайшие 20 лет станет меньше. Но, мне кажется, надо понимать, что наконец наше время уходит. Это не плохо, друзья, это правильно. Нам пора.

К вопросу о природе и механизмах массовых психозов

19 июл, 2013 в 9:09

yakov_krotov
Хорошо быть историком. Мне говорят “Навальный первый доказал, что власть коррумпирована”, а я хладнокровно отвечаю: помилуйте, с 1992-го года все, кто хотел, знали, что Кремль коррумпирован. Для историка интересно, почему вдруг массовый психоз выбрал Навального в качестве объекта преклонения, почему иррациональная аргументация состоит из таких странных, абсолютно неверифицируемых утверждений типа “он умеет говорить с народом”, “он настоящий политик”. Почему вдруг прекрасные душепорывы сузились с защиты демократии до жажды “чистой власти”, почему “свобода” – слово, которое вчера на Манежке скандировали – стало означать не “свобода совести”, “свобода передвижения”, “свобода слова”, а “свободу вождю!” Между прочим, ничего обязательного в возникновении этого психоза нет – к примеру, в защите Алёхиной и Толоконниковой элемент истерии почти отсутствовал. Это ведь очень любопытно, как и всякая избирательность, всякая асимметрия: почему те люди, которые сейчас говорят – я Навального не одобряю, но на площадь за него пойду – говорили и говорят: я Алёхину и Толоконникову не одобряю и на площадь за них не пойду.

Конечно, ничего оригинального тут нет – психоз вокруг Навального до деталей повторяет психоз вокруг Ельцина 1989-1991 гг. Этот психоз мне интересен, п.ч. можно “пощупать” (интеллектуально) механизмы, которые в современном западном мире отсутствуют (или не работают), но которые привели, например, к охоте на ведьм, к антикатолическому психозу в Британии 17 в., к массовому психозу в России 1916 года, когда Распутин и Мясоедов превратились в какие-то исполинские (негативные, но это неважно) фигуры.