Подчеркну: основная особенность «западного» общественного порядка состоит в том, что идеи (идеальные объекты) там превращаются как бы в объективно существующие вещи. Я думаю, что по своим цивилизационным последствиям это то же самое, как изобретение письменности, позволяющее речь превращать в письмо.

В каком же смысле идеальные объекты превращаются в вещи? Это значит, что они сохраняют свои функциональные свойства, они отделены от их производителя. Записывая свои слова, люди превращают факт речи в объективно существующую вещь, которая может храниться, с которой можно работать - редактировать, передавать, перекодировать, ввести в память компьютера и т.д. Эта ситуация, конечно, для нас привычна и совершенно понятна. Однако всё намного сложнее, если, например, мы записываем договор. Договор как идеальный объект должен сохранить не только слова, но и смысл, он должен интерпретироваться всегда одинаково. Для этого требуется сложная инфраструктура – суд, профессиональные юристы, корпус документов и т.д. Эта инфраструктура и позволяет такому идеальному объекту, каким является контракт, превратиться в вещь, сохраняющую свои функциональные свойства. То же самое можно сказать про право собственности, которое отделимо, отчуждаемо, продаваемо, модифицируемо. Для того, чтобы оно обладало этим свойством, оно должно находиться в определенной институциональной среде, в определенном контексте.

Любимый остров Путина

30 сентября, 06:03 | Аделаида СИГИДА

"Вы бы что хотели увидеть во Владивостоке?" – спрашивает меня пиарщик Константин. Мы сидим в московском аэропорту, и Константин рассказывает, как он жил в холодной дождливой Москве, пока его не позвали во Владивосток – пиарить край. Там широта Сочи, солнце светит вовсю, люди в сентябре купаются... Билет Москва – Владивосток – Москва стоит всего 22 тысячи. То есть слетать на другой конец страны в качестве туриста обойдется не дороже, чем отдых в Европе.

Я мысленно жалею, что не взяла купальник. Самолеты во Владивосток летают очень даже комфортные. В Москве плюс три и дождь, на другом конце страны – плюс 20 и солнце. В этом Константин не обманул. По его словам, бабье лето тут всегда такое и длится целых три месяца. А в Москве – один день, и тот не заметили.

"Дельфинов хочу посмотреть! И тигров! И номер на острове Русский, где жил Путин!" – перечисляю я свои пожелания.

Однако выясняется, что посмотреть из вышеперечисленного не удастся вообще ничего. Тигры неизвестно где, дельфины в строящемся океанариуме показывают цирковые номера только президенту (всем остальным вход закрыт до окончания строительства). "Но хотя бы номер Путина вы же можете показать?" – спрашиваю я с последней надеждой. Оказывается, нет: если меня туда пустят, я могу сфотографировать унитаз и разместить его в СМИ с какой-нибудь пошлой подписью.

Всего на острове Русский 30 президентских номеров. Мне все-таки показывают один, но не тот самый, другой. Сейчас номера сдаются всем желающим – попользоваться президентским унитазом и поваляться на президентской кровати в номере площадью 200 квадратных метров стоит 15 тысяч рублей в сутки. Сотрудники кампуса ДВФУ (Дальневосточного федерального университета) просвещают меня, что это очень дешево – за границей номера такого уровня стоят тысячи долларов.

У нас, получается, сущие копейки. Но даже за эти копейки желающих снять такой номер нет – туристы предпочитают селиться в центре города, а не на острове. Видимо, 30 президентских номеров так и останутся навсегда памятником архитектуры...

Гордость ДВФУ – суперсовременный медцентр, в строительство которого вложено 8 млрд рублей. Сейчас здесь настраивают приборы и потихоньку начинают принимать пациентов. Заместитель главного врача рассказывает, что ДВФУ будет финансировать медцентр всего год. Потом деньги придется зарабатывать самим.

Я смотрю прейскурант. Осмотр, произведенный врачом-терапевтом, – 1 тыс. руб., кандидатом наук – 1850 руб., доктором наук – 2 тысячи. Капельница – 350 руб., искусственная вентиляция легких – 13 тыс. в сутки...

Так и хочется сказать: какое хитрое у нас государство! Вначале вытаскивает из наших карманов 8 млрд налогов, строит больницу, потом предлагает пойти в эту больницу полечиться по прейскуранту. "Железные дороги тоже строятся на налоги. Но вы ведь билет покупаете!" – увещевают сотрудники пресс-службы ДВФУ. И то правда. Но от поездки я могу отказаться. А что делать, если у меня в кармане не найдется 13 тысяч в сутки на вентиляцию легких?

Полностью на остров Русский ДВФУ переехал с 1 сентября этого года. Здесь сейчас живут 6,5 тысяч студентов, или примерно 30%. Остальные 70% ездят из города. Добираться с острова до города не просто: дорога на автобусе в центр города занимает 40 минут. Автобусы ходят не слишком часто – раз в 20 минут. Автобус поначалу был бесплатным. Теперь – 17 рублей. Это вызвало среди студентов волну недовольства – и два часа в день на дорогу потрать, и еще 700 рэ в месяц за дорогу плати.

"Сейчас мы отмечаем, что студенты не имеют своего мнения, а опираются на распиаренное, которое является неправильным", – сообщил начальник отдела внеучебной работы ДВФУ Игорь Филин. Чтобы студенты стали правильными, с этого года для них вводят институт президентства. В октябре они голосованием выберут президента из своей среды, а уж он потом назначит министров. Стать президентами изъявили желание 11 человек, но только трем из них удалось набрать необходимый минимум – 50 голосов избирателей, то есть студентов из числа проживающих в общежитиях. Самого популярного кандидата на сайте поддержали около 200 студентов. Это почти 3%.

Кандидаты в президенты пожаловались, что в соцсетях "воду мутят". "Студенты мутят?" – уточнила я. Мне популярно объяснили, что студенты мутить не могут – мутят враги. Кто они такие, не известно. Но можно догадаться.

...Перед отлетом мне довелось поужинать жареной голубой акулой и супом из осьминогов в одном из лучших ресторанов Владивостока – это можно сделать всего за тысячу рублей. Все было прекрасно, но аппетит портила официантка, которая комментировала каждое заказанное мной блюдо: "Акулы – фу, гадость! Есть не будете". Но нет, я иду до конца. Акула неожиданно оказывается вполне съедобной.

Другая неожиданность – мост на остров Русский в темноте почему-то не светится так красиво, как на фотографиях. Он просто тупо мигает красным, как маяк. Это рождает среди фотожурналистов массу предположений – либо мост подсвечивали, когда приезжал президент, тогда же и снимали. Либо его надо просто снимать со специальной выдержкой и вспышкой – тогда получится, что он будто бы светится.

Почти все жители Владивостока уверены, что к острову ведет подводный тоннель – якобы по нему ходят военные поезда и возят секретные грузы. Правда, тоннель настолько засекречен, что никто из жителей его до сих пор не видел. А вот бункер крайкома КПСС можно осмотреть за 5 тыс. рублей. Когда-то здесь, на краю земли, руководство партии собиралось прятаться от врагов и атомной войны с прислугой и провизией.

Одно "но" – все экскурсии по бункеру расписаны до ноября, объяснили нам по телефону в клубе владивостокских диггеров. Так что приезжайте в декабре.

К этому времени бабье лето здесь еще не закончится. Так что, даст бог, поедем.

http://az-pantarei.livejournal.com/433869.html

Ницще. О пользе и вреде истории для жизни.
Ницше. О пользе и вреде истории для жизни. (По книге: Ницше. Казус Вагнера. СПб., 2012)

Стр. 63 «Мне, во всяком случае, ненавистно все то, что только поучает меня, не расширяя и непосредственно не оживляя моей деятельности». Эти слова Гёте... могли бы служить вступлением к нашему рассуждению о положительной или отрицательной ценности истории.

Знание, поглощаемое в избытке не ради утоления голода и даже сверх потребности, перестает действовать в качестве мотива, побуждающего появиться вовне, и остается скрытым в недрах некоего хаотического внутреннего мира, который современный человек со странной гордостью считает свойственной ему «духовностью»

Историческое чувство, когда оно властвует безудержно и доходит до своих крайних выводов, подрывает будущее, разрушая иллюзии и отнимая у окружающих нас вещей их атмосферу, в которой они только и могут жить. Историческая справедливость даже тогда, когда она неподдельна и проистекает из чистого сердца, есть ужасная добродетель, потому что она постоянно подкапывается под живое и приводит его к гибели: суд ее всегда разрушителен. Когда исторический инстинкт не соединяется с инстинктом созидания, когда разрушают и расчищают место не для того, чтобы будущее, уже живущее в надежде, имело возможность возвести свое здание на освободившейся почве, когда властвует одна справедливость, тогда творческий инстинкт утрачивает свою мощь и мужество. Так, например, религия, которая под воздействием чистой справедливости способна претвориться в историческое знание, - религия, которая подлежит строго научному изучению, - осуждена в то же время на полное уничтожение в конце этого пути.

Все живое нуждается в известной окружающей его атмосфере, в таинственной пелене тумана. Если мы отнимем у него эту оболочку, если мы заставим какую-нибудь религию, какое-нибудь искусство, какого-нибудь гения кружить в пространстве, подобно созвездию без атмосферы, то нам не следует удивляться их быстрому увяданию, засыханию и бесплодию. Так дело обстоит со всеми великими вещами, “которые никогда не удаются вне некоторого безумия”, как говорит Ганс Сакс в “Мейстерзингерах”.

Но каждый народ, даже каждый человек, который стремится сделаться зрелым, нуждается в подобном обволакивающем его безумии, в подобном предохранительном и закутывающем облаке; теперь же вообще ненавидят созерцание, так как чтут историю больше жизни. Теперь даже ликуют по поводу того, что “наука начинает господствовать над жизнью”: