Пелевин и писатели -«почвенники»
31.10.2009 14:33 http://inache.net/
Автор: Сергей Корнев
Классик постмодерна написал пролегомены к творчеству северного писателя-краеведа Анатолия Онегова
«Перчатка упала в траву, задев стебель, по которому ползла букашка с длинным зеленым брюшком под прозрачными крыльями. Она замерла на месте. Потом, поняв, что опасности нет, поползла дальше. Скоро она выбралась в полосу солнца, и на ее крыльях появилась радужная сетка расщепленного света. Тогда она занялась чем-то странным - прижалась к стеблю брюшком, подняла голову и стала тереть друг о друга передние лапки. Выглядело это так, словно крохотный зеленый человечек молится солнцу сразу двумя парами рук. Скорей всего, никакого смысла в этих движениях не было. А может быть, букашка хотела сказать, что она совсем ничтожная по сравнению с малиновым шаром солнца и, конечно, не может быть никакого сравнения между ними. Но странно вот что - это огромное солнце вместе со всем остальным в мире каким-то удивительным образом возникает и исчезает в крохотном существе, сидящем в потоке солнечного света». (В. Пелевин «t»)
Последний роман Пелевина (о путешествии Льва Толстого в Оптину Пустынь) производит неожиданное впечатление: похоже, автор находится на пороге «перезагрузки». Особенно удивителен последний аккорд, он вызывает у читателя непреодолимое желание заново открыть… скажем, томик Анатолия Онегова – «Русский Лес», «Карельская тропка», «Я живу в заонежской тайге». Ранее Пелевина неоднократно упрекали в «назойливой пропаганде» буддийских концепций. Теперь он «решил исправиться»: абсолютно «постмодернистское» на первый взгляд произведение отсылает к тому же ценностному ряду, который в максимальной степени разрабатывался «почвенниками» эпохи 70-80-х гг. прошлого века. Кумир «поколения пепси» (видимо, вслед за самим поколением) на полном ходу переквалифицируется в почвенника, причем не евразийско-фофудьеносного, а регионально-экологического толка.
При этом сам роман для Пелевина – вполне «классический», по концепции и сюжету похож на ранний шедевр «Чапаев и Пустота». Разница скорее в тоне, в ощутимой утрате энтузиазма, в отстранении писателя от приемов, рассчитанных на юношество и инфантильных субъектов. Собственно «сюжет» превратился в некую формальность, он не «захватывает». Даже для Пелевина эта книга - рекорд по плотности парафилософских рассуждений на квадратный сантиметр текста. Она как раз для нас: для людей, утративших интерес к «литературе» как к «вещи в себе».
И опять мне вспоминается Онегов, посвятивший свой талант единственной цели, выходящей за пределы собственно литературы: личностное экологическое воспитание, поиск гармоничных отношений общества и природы. То самое ощущение «гармоничного человека на земле», которое у Пелевина вместилось в единственный завершающий абзац, у Онегова содержательно развернуто на сотнях и сотнях страниц. Пелевин этот «инсайт» экономно предлагает в стаканчике, а Онегов щедро выплескивает целыми карельскими озерами.
Конечно, как автор постмодерна, Пелевин способен создавать только симулякры. Любой роман Пелевина, как всякий добротный симулякр, это клубок знаков¸ отсылающих либо друг к другу, либо к пустоте. Но симулякр симулякру рознь. Существуют особые симулякры-«трансгрессоры», которые как бы невзначай порождают у сознания жажду подлинного. Новый роман Пелевина – как раз и есть такой трангрессор, который выхватывает постмодернистское сознание за пределы кругооборота знаков и тычет его носом в матушку-землю, усыпанную опавшей листвой. Кто-то утрется и пойдет дальше смотреть MTV. А кто, может, и правда откроет томик Онегова. Крошечного стаканчика истины разбуженному сознанию окажется недостаточно, и оно нырнет с разбегу в онеговские озера.
Это то и удивительно: автор, которого нельзя было заподозрить в симпатии к почвенникам и краеведам, по сути написал «пролегомены к русской литературе 70-80 гг.». Построил мостик, позволяющий «пепсоиду» опознать Онегова и других умных «почвенников» как интересных и актуальных писателей. С чего бы это?
Кризис, пройдясь по иллюзиям «офисного планктона» и уполовинив это сословие, очень многим из «поколения П» прочистил мозги. И Пелевин, как опытный «маркитант», вполне рационально учел это смещение приоритетов. С развитием кризиса, выключение из общества потребления (с его вампирической «V империей») и регионалистское «возвращение к земле» (в том или ином виде) может стать единственным выходом для миллионов наших современников. Русские уже в ближайшие годы могут превратиться в «нацию огородников, подключенных к интернету». Типичным станет такой персонаж: летом выращивает овощи собственными руками и отстреливает браконьеров в ближайшем лесу, а долгими зимними вечерами сидит в блоге, гоняет WOW или пишет софт на аутсорсинге. Актуальным становится опыт людей, которые проделали подобное «возвращение» гораздо раньше и по доброй воле, как Онегов, и при этом не «разынтеллигентились», а остались в рамках культуры. В этом новом специфическом образе жизни может буквально воплотиться идея Маклюэна о «глобальной информационной деревне». Лев Толстой в этом контексте окажется не ретроградом, а мыслителем информационной пост-потребительской и «пост-экономической» эры, опередившим свою эпоху на целое столетие.
