http://www.russians.ca/article.php?ArticleID=4924
«Ох, не шейте вы, евреи, ливреи»
А.Галич
Хочется надеятся, что после первой моей статьи (№585) на эту тему, читатели INFO ознакомились с одноименным телефильмом «Первого канала» российского телевидения. Фильм достаточно любопытен (интересным его при всем желании не назовешь). Любопытен он хотя бы тем, что снят о нас с вами. Вернее, как бы о нас - мыкающихся на чужбине в безысходной тоске по необдуманно брошенной Родине, давно осознавших глупость содеяного, и только в силу местечковой инертности не обивающих пороги российских консульств. Ну а для того, чтобы растолковать нам, неразумным, что промедление судьбоносного решения о возврате подобно интеллектуальной смерти, авторы привели в пример истории с их точки зрения «знаковых» людей. Людей, нашедших в себе силы порвать с полуголодным заграничным прозябанием во имя сытой и полной творческих свершений жизни на «Первом канале». В прошлой статье речь шла об актрисе Людмиле Нильской, своим возвращением спасшей сына от нешуточной угрозы «стать американцем». Ну а в сегодняшней я перескажу историю счастливого избавления литературного дарования Ильи Резника из плена брайтонского бескультурья, а также об удивительном спасении «из оттуда же» композитора Александра Журбина и его супруги поэтессы Ирины Гинзбург.
...Итак, как говаривали для пущего эффекта в цирковых балаганах - «Слабонервных просим выйти из зала». Впечатлительных читателей и кормящих матерей вынужден предупредить, что несмотря на счастливый конец «пути домой», нам предстоит выслушать леденящие кровь откровения «тройки отважных».
Если позволите, то давайте начнем с Резника. Тем более, что его «путь домой», несмотря на нешуточный драматизм, оказался самым непродолжительным - всего-то 18 месяцев. В последнее время, (стараниями стилистов Первого канала) смахивающий на опереточного Дракулу, Илья Рахмиэльевич рассказал авторам фильма, что в Штаты, в отличие, от прочих отщепенцев, он попал не по доброй воле. Так вышло, что в США в 1992 году, его заманили на гастроли брайтонские импрессарио, и там покинули на произвол судьбы. «Гастроли провалились, и даже не было денег на обратный билет» - глядя в камеру печальными, как у Пьеро глазами, сообщил миллионной аудитории мэтр.
Ну в том, что гастроли провалились, как раз ничего удивительного я не вижу. При всем моем (не знаю, как вашем) уважении к поэтическому дару Ильи Резника, он не танцор, не певец и даже не шпагоглотатель, а стало быть, рассчитывать на аншлаг во время сольных выступлений, было бы верхом безрассудства. Впрочем, случается, что и литератор может прокормиться на концертном поприще, но увы, Илья Рахмиэльевич - не харизматичный Евтушенко, и не искрометный Губерман. Короче, в провалившейся бенефис я верю безоговорочно, однако что касается невозможности вернуться восвояси, то уж тут наш герой лукавить изволит. Ведь даже если предположить невообразимое, будто амерканское посольство в Москве, в обход постоянной практики тех лет, выдало Резнику туристическую визу при отсутствии билетов в туда и обратно, то образ нищего поэта, со слезами на глазах провожающего клин журавлей в бесконечно милую Отчизну, совершенно не лезет в рамки здравого смысла.
Если память мне не изменяет (а она мне, слава Богу, не изменяет), в начале 90-х из Нью-Йорка в Москву можно было перелететь за 200-250 долларов. И даже мне тогдашнему, живущему в огайском городке с тридцатью «русскоязычными» душами, не составило бы труда одолжить необходимую сумму в течение нескольких дней. Что уж говорить тут о популярном Резнике, обитавшем в забитом соотечественниками Нью-Йорке? Еще спасибо, не сподобился зубр российского песнесложения во всеуслышание заявить о том, что американские импрессарио удерживали его грубой силой, навроде молдавской танцовщицы в Арабских Эмиратах. Но однако признался, что «унизительнее тех полутора лет у меня не было». Чем же так унижен был Илья Резник? А вот, оказывается, чем: «Чтобы продержаться, я стал писать там песни - ну эти самые шансоны...» Подневольного Резника исполняли (о ужас!) в русских ресторанах, что для уважающего себя поэта ну прямо-таки плевок в тонкоорганизованную душу. «А ресторан в виде кишки неуютный совсем, разносолы всякие...» «И уже через полгода решил вернутся» (вопрос: отчего же не вернулся? Неужели на 250 проездных баксов пришлось еще целый год шансонить?).
Сначала показалось, что в откровениях Резника больше всего коробит слух, грубая, образца 70-х годов коньюктурщина. Но позже я понял, что пуще «сознательности» Ильи Рахмиэльевича меня задевает его презрительный тон по отношению к тем, для кого писал он «эти шансоны». Типа, метал голодный поэт, драгоценный бисер своей души, сами знаете перед кем...
А еще перед нами бисер метала супруга композитора Журбина, поэтесса Ирина Гинзбург. Той и вовсе в иммиграции пришлось тело свое в жертву приносить. Ну может быть, не совсем, как давешней молдавской наложнице, а скорее, как Жанне Д’арк - ряженой мучителями в непристойные одежды и отданой на созерцание городского сброда. И муки эти от того, что оказывается «все деньги уходили на еду и на крошечную квартирку в Манхэттене». Мое дело - сторона, но одно из двух: либо квартирка в Манхэттене, либо не надо жаловаться на отсутствие денег.
В конце концов, если жизненные обстоятельства сложились таким образом, что приходится мучительно выбирать между котлетой «по-киевски» и куском мыла, то запросто можно переехать в Бруклин. Кстати, о существовании Бруклина Ирина прекрасно знала, потому как именно там, на иммигрантском TV, поступалась аристократическим вкусом и пуританской моралью. Выкатывая глаза и потешно жестикулируя (таким образом изображая типичную брайтонскую тетку) бывшая телеведущая «русского телевидения» рассказала (цитирую): «Когда я там работала, у меня был определенный гардероб. Потому что телевидение работало на русских иммигрантов». И далее «...ярко накрашена, одета (и то слава Богу. - Прим. автора) ...ногти, серьги, все блестит, ... полуголая грудь!»
Я не знаю, может быть, русскоязычный американец и впрямь представлялся Ирине этаким полудиким Шлемой в «адидасе», неопрятно закусывающим «разносолами» в кишкообразном ресторане... Но скорее всего, заведомо оговаривает нас с вами поэтесса, двенадцать лет прожившая в США. Оговаривает на потребу «пропагандистам» Первого канала, где она сама и муж ее Александр Журбин с навязчивым постоянством появляются чуть ли не во всех передачах.
Лояльность к работодателю - чувство благородное, однако на этот раз Ирина Гинзбург несколько переусердствовала. Ну, во-первых, еще далеко не все зрители (да и ведущие) российского телевидения сменили леопардовые кофточки со стразами на «маленькое черное платье», а во-вторых, сплетниц (чисто по-женски) не любят по обе стороны Атлантики.
...И лишь в самом конце интервью неосмотрительная поэтесса допустила ошибку (а неосмотрительные авторы телефильма не углядели), проболтавшись, что супруг долго и настойчиво уговаривал ее покинуть столь нелюбимую Америку. А.Журбин: «И все-таки я ее уговорил», «Ради нее я построил этот маленький дворец, который вы видите». Вальяжный Журбин с плохо скрываемым понтом демонстрирует на телекамеры «маленький дворец», где пользуясь терминологией его же супруги «все блестит» и «ярко накрашено». Голос за кадром: «Нынешнее жилье Журбиных совсем не похоже на то, которое было у них на Манхэттене - 20-метровую квартиру». (Ну прямо, как в моем детском стишке: «на сто третьем этаже - убогое жилище, ужасно дорого обходится им пища). Далее куртуазный хозяин погружается в кресло стиля жмеринского барокко и выкладывая на полированную поверхность журнального столика два персика, рассказывает:
...«Момент истины связан у меня с 11 сентября 2001 года. Вот два «близнеца» (это он о башнях трейд-центра, обозначенных персиками), а это - мой офис (рядом с персиками кладется виноградинка)... Затем Журбин берет паузу и, поборов эмоции, признается: «Я пережил страшный момент» (после чего задумчиво съедает виноградинку). «Это был знак свыше, что мне в Америке жить больше нельзя». В этом месте отметим, что «моменту истины», по словам самого же композитора, предшествовало десятилетие профессиональной невостребованности. Ну не в состоянии оказались голливудские грубияны оценить ставший хитом Первого канала вальсок «Ах, эти тучи в голубом». Злорадство тут, конечно, не уместно, но я прекрасно помню, как сразу же после терактов повылазили отовсюду наши русскоязычные «лузеры» со своими «моментами истины». Как (о Журбине не знаю, лично не знаком) стали кликушествовать о «закате Америки», об «ошибочном выборе» и о том, что пора возвращатся. Один из наших местных даже сказал мне в запале, что, мол, посмотрим еще, кого из вас пускать, как будто это он пускать будет, а я - проситься... Что же касается слова «лузер», то оно вовсе не ругательное. «Лузер» - это проигравший, а в проигрыше ничего постыдного нет. Просто надо уметь проигрывать достойно, не махать после драки кулаками, и не говорить что победивший «сам дурак». Из Америки в Россию вернулись многие порядочные люди, и среди них преобладают представители творческих профессий. В этом нет ничего удивительного или предсудительного. В России у русскоязычных артистов несравненно больше зрителей и, следовательно, денег. А деньги - это не только бренный метал, но и как ни крути - мерило таланта. Вернулась Любовь Успенская, Михаил Шуфутинский, Вилли Токарев... Но их в недостойное кино «о пути домой» заманить не удалось. Удалось заманить композитора Максима Дунаевского. После девяти лет жизни в Соединенных Штатах, которые по его словам «только издали видятся страной больших возможностей», блудного сына назад все-таки «пустили». «Я ушел, как уходят от нелюбимой жены, взяв чемоданы и хлопнув дверью» - гордо сообщил телезрителям наследный принц советской эстрады. Удачнее образа не найти. Именно хлопок дверью - в лучшем случае, по причине ущемленного самолюбия. В худшем - за возможность поучаствовать в нудной программе «Модный приговор».
