http://www.russians.ca/article.php?ArticleID=4679

ПОТРЯСЕНИЯ ХХ ВЕКА

Николо Макиавелли - его светлости Лоренцо де Медичи

Обыкновенно, желая снискать милость правителя, люди посылают ему в дар то, что имеют самого дорогого, или чем надеются доставить ему наибольшее удовольствие, а именно: коней, оружие, парчу, драгоценные камни и прочие украшения, достойные величия государей. Я же, вознамерившись засвидетельствовать мою преданность Вашей светлости, не нашел среди того, чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели познания мои в том, что касается деяний великих людей, приобретенные мною многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших.

Мы жили в тоталитарном государстве, которое довело систему контроля над населением до совершенства. Это была мощная империя, вооруженная оружием тотального уничтожения. Она была построена бывшими рабами, которые были готовы умереть, но не отдать завоеванную свободу. Понимание этой свободы было на уровне неграмотного раба, который из поколения в поколение наследовал ненависть к «господам» и всегда ждал часа, чтобы их уничтожить.

Это было во многом иррациональным – ненависть, выжидание момента, революция. Спонтанный взрыв. Эмоциональное единение. Общее чувство ненависти. Ненависть – как любовь, она иррациональна. Любят и ненавидят не за что-то, а потому что...

Рабы восставали и прежде, но единственный раз в Истории они победили и уничтожили классовое общество. Уничтожили с безумной жестокостью, пролив реки крови и напугав весь мир. Был убедительно показан предел, до которого лучше людей не доводить. Европейские династии, состоявшие с русской в прямом родстве, содрогнулись. Выстрел в Сараево символизировал конец абсолютизма. Сообрази это «высшие сферы» и удалось бы избежать мировых войн и кровавых восстаний. Но люди склонны не замечать грозных предвестников грядущих перемен, полагаясь на обычный ход событий. После всех потрясений ХХ века, обозначились социальные конструкции двух классических типов – тирании и демократии - и третий: смешаный. Каждая из этих систем имеет множество оттенков и различий. Системы власти в развитых государства можно обозначить, как «квази-демократии». В развивающихся странах, которые часто называют себя демократическими, республиканская форма правления обычно является лишь внешним прикрытием клановой и племенной иерархии.

Любая власть в России – и до революции и после - была лишь тонкой пеной над темной глубиной народной ненависти. Попытка контроля. Иллюзия незыблемости. До революции – неадекватность власти до идиотизма, после – провинциальное актерство вождей и скрытность масс. Молчаливое ожидание перемен. Казни. Войны. Сложные интриги, многоходовые комбинации, чтобы сосредоточить власть в руках заговорщиков. Таинственные смерти. Нераскрытые убиства. Баснословные богатства, исчезнувшие бесследно. Новая элита, которая возникла из рабов. Это были люди готовые на все. Сограждане для них были средством. Любой ценой их надо было подчинить, обмануть, сбить с толку, запугать, «опустить». Надо было уничтожить созданные рабами институты, охранявшие их от того, чтобы вновь не попасть в рабскую зависимость от новых хозяев – была бы шея, хомут найдется. Белая Армия, Черный Барон снова готовят нам царский трон. Опасны оказались не «недорезаные буржуи», а свои. Предатель опаснее врага. «Нет страшнее врага, чем бывший друг» гласит известная пословица. Новым хозяевам из бывших рабов, хотелось «из грязи в князи». Имения, несметные сокровища, заморские владения, право казнить и миловать. Для этого надо было провести реставрацию без реституции и разделить имущество, которое рабы национализировали. Под этими лозунгами они и восстали: землю крестьянам, фабрики и заводы – рабочим. Ибо что за свобода, если ты зависишь от хозяина? Реки, моря крови... Океаны слез... Рабы учились на таких ошибках, которые стоили жизни половине страны. Их вождь, уничтоживший всю большевистскую верхушку и воссоздавший Российскую Империю без царя, читал Макиавелли:

О ТЕХ, КТО ПРИОБРЕТАЕТ ВЛАСТЬ ЗЛОДЕЯНИЯМИ

Но есть еще два способа сделаться государем - не сводимые ни к милости судьбы, ни к доблести; и опускать их, как я полагаю, не стоит, хотя об одном из них уместнее рассуждать там, где речь идет о республиках. Я разумею случаи, когда частный человек достигает верховной власти путем преступлений либо в силу благоволения к нему сограждан. Говоря о первом способе, сошлюсь на два случая -- один из древности, другой из современной жизни - и тем ограничусь, ибо полагаю, что и этих двух достаточно для тех, кто ищет примера. Сицилиец Агафокл стал царем Сиракуз, хотя вышел не только из простого, но из низкого и презренного звания. Он родился в семье горшечника и вел жизнь бесчестную, но смолоду отличался такой силой духа и телесной доблестью, что, вступив в войско, постепенно выслужился до претора Сиракуз. Утвердясь в этой должности, он задумал сделаться властителем Сиракуз и таким образом присвоить себе то, что было ему вверено по доброй воле. Посвятив в этот замысел Гамилькара Карфагенского, находившегося в это время в Сицилии, он созвал однажды утром народ и сенат Сиракуз, якобы для решения дел, касающихся республики; и когда все собрались, то солдаты его по условленному знаку перебили всех сенаторов и богатейших людей из народа. После такой расправы Агафокл стал властвовать, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны граждан. И хотя он был дважды разбит карфагенянами и даже осажден их войском, он не только не сдал город, но, оставив часть людей защищать его, с другой - вторгся в Африку; в короткое время освободил Сиракузы от осады и довел карфагенян до крайности, так что они были вынуждены заключить с ним договор, по которому ограничивались владениями в Африке и уступали Агафоклу Сицилию. Вдумавшись, мы не найдем в жизни Агафокла ничего или почти ничего, что бы досталось ему милостью судьбы, ибо, как уже говорилось, он достиг власти не чьим-либо покровительством, но службой в войске, сопряженной с множеством опасностей и невзгод, и удержал власть смелыми действиями, проявив решительность и отвагу. Однако же нельзя назвать и доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу. Так что, если судить о нем по той доблести, с какой он шел навстречу опасности, по той силе духа, с какой он переносил невзгоды, то едва ли он уступит любому прославленному военачальнику, но, памятуя его жестокость и бесчеловечность и все совершенные им преступления, мы не можем приравнять его к величайшим людям. Следовательно, нельзя приписать ни милости судьбы, ни доблести то, что было добыто без того и другого.

Контроль – основная задача любой власти. Чтобы удержать власть как можно дольше, контроль должен быть не только над экономикой, но и над мыслями, чувствами и волей людей. Над коллективным бессознательным. Власть должны принимать как единственно возможное благо. Идентифицировать себя с ней. Идентифицировать с ней страну, будущее, судьбы детей и – больше – мира. Власть должна быть безальтернативной и тотальной. Тотальная власть может быть только при тотальном контроле. Для тотального контроля разрабатываются философские теории, социальные системы, технические средства, политические конструкции, методы пропаганды, способы воздействия на коллективный разум, репрессивные аппараты, законодательные нормы, рычаги экономического воздействия, средства массовой информации. Возникает сложная система воздействия, селекции – отбора тех, кто послушен, методом поощрений и наказаний. Все это – чтобы контролировать население.

Суть власти - насилие. Над кем? По доктрине, прежде всего над каким-то классовым врагом. Над буржуем, капиталистом, помещиком, дворянином, бывшим офицером, инженером, священником, зажиточным крестьянином (кулаком), инакомыслящим и не адаптирующимся к новому социальному строю (контрреволюционер, белогвардеец, саботажник, вредитель, социал-предатель, прихлебатель классового врага, союзник империализма и реакции и т.д. и т.п.); а по ликвидации и по исчерпании всех этих категорий можно создавать все новые и новые: середняк может стать подкулачником, бедняк в деревне - врагом колхозов, следовательно, срывателем и саботажником социалистического строительства, рабочий без социалистического энтузиазма - агентом классового врага. А в партии? Уклонисты, девиационисты, фракционеры, продажные троцкисты, правые оппозиционеры, левые оппозиционеры, предатели, иностранные шпионы, похотливые гады - все время надо кого-то уничтожать, расстреливать, гноить в тюрьмах, в концлагерях – в этом и есть суть и пафос коммунизма. Но в начале революции сотни тысяч людей вошли в партию не для этого, а поверив, что будет построено какое-то лучшее общество. Постепенно (но не очень скоро) выясняется, что в основе всего обман.

Борис Бажанов

Воспоминания бывшего секретаря Сталина