Люди эпохи жести

В двух разных регионах произошли одинаковые истории:жильцы многоэтажек протестуют против сооружения пандусов для детей-инвалидов. Это диагноз

Сережа Цай — хороший компьютерщик. Он умеет делать сайты и мультимедийные презентации, в десятом классе занял на региональном конкурсе второе место с презентацией по Айвазовскому и Брюллову, в одиннадцатом — с проектом по Ломоносову. Этих дипломов у него полная папка. Сергей проводит за монитором большую часть дня. У него детский церебральный паралич, тяжелая форма. За окном комнаты  — зеленый скверик. Точнее, это не окно, а дверь: вниз вдоль стены спускается металлический пандус. Его построила мама Сережи, чтобы сын мог выезжать на коляске на улицу. Но пользоваться спуском нельзя. Жительница соседней квартиры посчитала, что самодеятельность под окнами нарушает ее права собственника жилья, и установила поперек пандуса железную цветочницу. Цветов на ней, правда, нет.

Железо

В девятиэтажку на улице Валовой семья Сережи переехала четыре года назад, квартиру специально искали на первом этаже. «Вы, наверное, не заметили: в подъезде пять ступенек»,  — говорит мама мальчика Татьяна Борисовна Дубошина. Она считает ступеньки везде, боль в спине и оторванные ручки коляски не позволяют забыть цифру. Сначала она таскала коляску с сыном сама. Обычная коляска весит около 20 килограммов, электрическая — почти 70. У женщины начался артроз, отказало плечо. «А я ведь хирург, я должна оперировать». Татьяна Борисовна купила съемный пандус (стоит 12 тысяч, бюджет денег не давал). Оказалось, отечественный подъезд для таких устройств не приспособлен: наклон получается тридцать градусов, электроколяска просто буксует на месте.

Дубошина обратилась к городским властям с просьбой о постройке стационарного пандуса. На вид это простейшая железяка. Папка документов, необходимых для ее установки, весит почти столько же, сколько сама конструкция. Два месяца ушло на предварительную переписку с чиновниками, еще столько же на утверждение эскизного проекта — это очень быстро по административным меркам. Муниципальное учреждение «Градостроитель» предложило два варианта: откидная панель в подъезде (с тем же наклоном в тридцать градусов) и спуск из окна (в этом случае пандус «залезает» под окна соседней квартиры). Татьяна Борисовна выбрала второй.

Дубошина — врач, ее муж Вячеслав Цай  — художник. Пройдя бюрократический марафон с разработкой эскизного проекта, они не представляли, что для начала работ этого недостаточно, и приступили к строительству. По закону о социальной защите инвалидов «жилые помещения, занимаемые инвалидами, оборудуются специальными средствами и приспособлениями». Но бюджет денег на строительство не выделял, Татьяна Борисовна потратила две своих зарплаты.

Однажды в дверь постучала соседка, Александра Михайловна Ахрейн. Сказала, что против пандуса и уже подала жалобу в правление ЖСК, ведь «монтаж пандуса несет угрозу вскрытия квартиры». Кроме того, на пандус залезают местные дети и кошки, а под ним сидят бомжи. Дубошина пыталась договориться, предлагая соседке различные варианты компенсации. Прийти к согласию не удалось. Через месяц Александра Михайловна установила под своим окном большую металлическую цветочницу, перегородив ненавистный пандус.

Государственные масштабы милосердия

Свобода передвижения, как известно, гарантирована гражданам Конституцией, а инвалидам  — еще и отдельным законом. Нельзя сказать, что в городе нет пандусов (за их отсутствие владельцев зданий исправно штрафуют). Дело в том, что имеющимися конструкциями невозможно пользоваться — они слишком крутые, узкие и без перил. Татьяна Борисовна по пальцам может пересчитать «нормальные» пандусы — на вокзале, в ТЮЗе, в крупном универмаге, в университете. «Однажды нас пригласили на концерт в новый 12-й корпус университета. Снаружи там хороший пандус, но внутри здания есть ступеньки. Всего четыре, но это непреодолимый барьер, даже вдвоем невозможно перенести коляску, нужно человека четыре», — рассказывает Татьяна Борисовна. На тот концерт они все-таки попали: благо, среди приглашенных оказались курсанты военного училища.

Пару лет назад местный ТЮЗ организовал специальный проект для детей с ДЦП: ребят приглашали на экскурсии и заседания театрального клуба. Татьяна Борисовна обзванивала мам. «Нет, мы просто не доберемся»,  — отвечали они. Детский театр — не настолько богатое учреждение, чтобы предоставлять всем маленьким зрителям специальный автобус. Государственные социальные структуры транспортом не помогли. Видимо, с точки зрения чиновников, инвалид-колясочник не может испытывать каких-либо культурных потребностей: например, в театр оперы или в Художественный музей Радищева нужно ходить с командой носильщиков. Ну и действительно, до искусства ли, если мама воспитывает больного ребенка одна (по наблюдениям Татьяны Борисовны, около 80 процентов таких семей — неполные), не может работать и получает пособие по уходу  1200 рублей?

«Вся помощь государства, которую мы получили, — два раза за восемнадцать лет съездили в санаторий», — говорит Дубошина. Однажды к ним пришли две дамы из собеса. Сообщили, что узнали о наличии на участке ребенка-инвалида (Сереже было уже лет десять), поинтересовались, нужна ли какая-нибудь помощь. «Любая, — ответила Татьяна Борисовна. — Я им сказала, что нужна любая помощь, какую они могут предложить. Если кто-то может посидеть с ребенком, пока я схожу в магазин, если кто-то поможет по хозяйству, если кто-то погуляет с младшей дочкой, пока я сижу с сыном».

Дамы посоветовали взять в другом районе города, где прописан Сергей, справку о том, что государство не облагодетельствовало его по месту регистрации. Татьяна Борисовна привезла такую справку. Дамы больше ни разу не появились.

Особенный ребенок и ЕГЭ

Сережа научился читать в шесть лет. Писать от руки ему слишком трудно, сначала он печатал на телевизионной приставке, к первому классу родители купили компьютер. В интернат для детей с ДЦП мальчик не попал: туда нужно ездить через полгорода, и маме пришлось бы весь день сидеть с ним на уроках (специальных сотрудников, помогающих неходячим детям, в учреждении нет).

Обычная школа, по мнению Дубошиной, особенным детям не подходит: «Слишком агрессивная, неумная атмосфера. Как в нашем обществе. Да, инклюзивное образование возможно за границей, но «там» отличается от «здесь». Недавно я была в Англии, наибольшее впечатление на меня произвели даже не исторические памятники, а спокойное поведение людей. Они не орут на улицах».

Сережу закрепили за общеобразовательной школой на домашнем обучении. Мальчик очень неразборчиво говорит. «Когда учителя приходили в первый раз, я видела, как их охватывает оторопь и страх: как учить такого ребенка? Но в итоге не было ни одного, кто не сказал бы Сереже: как приятно с тобой работать». На интернет-форумах мамы детей с ДЦП часто жалуются на учителей: замотанные подушевым и почасовым финансированием, марьиванны забегают к надомникам на перемене, а то и вовсе диктуют задание по телефону. О составлении индивидуальных программ, адаптированных к возможностям особенного ребенка, и речи не идет. Сергею повезло. Как говорит Татьяна Борисовна, его учителя оказались не «просто предметниками, а педагогами». Только однажды был случай с учительницей английского языка: «В конце четверти пришла классный руководитель, похвалила сына за то, что у него одни пятерки, только по иностранному четыре. У Сережки глаза округлились. Оказывается, учительница английского не приходила ни разу, но записывала себе проведенные часы».

Домашнее обучение имеет свои плюсы. На очное общение с учителем здесь отводится в два-три раза меньше времени, чем в школе, зато можно самостоятельно регулировать глубину изучения предметов: попросить выделить поменьше часов на одни дисциплины и побольше — на другие. Также ребенок более свободен в выборе учебников и вспомогательной литературы: в старших классах Сергей сам искал их в интернете.

В этом году Сергей Цай окончил школу. Получил золотую медаль. Как говорит его мама, выяснилось, «что для таких инвалидов ЕГЭ фактически невозможен»: даже самые лучшие знания не помогут человеку с гиперкинезом рук заполнить бланк КИМов. Областное министерство образования связывалось с федеральным и получило разрешение на то, чтобы организовать для Сережи особую процедуру. Мальчика поместили в отдельный кабинет в чужой школе, в котором были установлены несколько видеокамер. Кроме того, за его действиями следили два наблюдателя. Сергей печатал ответы на вопросы тестов на компьютере, а один из педагогов переписывал их от руки в бланк. По математике мальчик набрал 66 баллов, по русскому языку — 84 балла и столько же по информатике.

Сейчас Сергей пытается поступить на заочное отделение в университет. То есть дважды в год, на время сессии, маме придется брать отпуск, чтобы возить сына в вуз и помогать передвигаться по зданию. Дистанционное обучение (позволяющее не посещать университет) предусмотрено далеко не по всем специальностям, а там, где предусмотрено, — оно исключительно платное, от 30 тысяч рублей за год. Пенсия по инвалидности составляет 6 тысяч рублей в месяц.

Вид из окна

«Видя, как издевательски относится к инвалидам государство, люди начинают думать, что это норма, и ведут себя так же,  — говорит Татьяна Борисовна. — Вот эта история с пандусом, думаете, большинство жильцов мне сочувствуют? Большинству наплевать. На собрании ЖСК только одна соседка, у которой внук тоже страдает ДЦП, спросила: люди, как же так, ребенок не может выйти из дома? Остальные отмахнулись: мол, мы-то чем виноваты, что ребенок — инвалид? Давайте о важном поговорим — сколько копеек будем платить за свет и воду. Почему так? Неужели потому, что всем сейчас так трудно выживать?»

Чтобы попасть на ЕГЭ, Сергею пришлось проделывать акробатические трюки: съезжать по пандусу, лежа на коляске. Только так можно протиснуться под железной цветочницей.

В квартире Александры Михайловны Ахрейн, которая опасается ограбления, живут квартиранты. Я случайно встретила ее во дворе. Александра Михайловна охотно пояснила свою позицию в конфликте. «Происходит нарушение прав собственника. Нарушен мой покой, мой сон, — сказала она. — Я инвалид второй группы, мне жить осталось… Если соседка уважаемый человек, ей все можно? Я тоже была на хорошем посту, я жизнь прожила».

Александра Михайловна предлагает посмотреть, как выглядит пандус из ее окна. «Вам бы понравилось такое под вашим окном? Когда мальчика привозят, железо лязгает, слышно, как дверь хлопает». Как считает пенсионерка, железная цветочница нисколько не мешает проезду коляски и служит «для защиты окон», потому что соседи носят по пандусу какие-то стройматериалы. Сама Александр Михайловна этих стройматериалов не видела, но люди говорят, что носят.

У Ахрейн скопилась огромная папка переписки: с требованием снести пандус она «ходила всю зиму» — в районную администрацию, мэрию, городскую думу, комитет по архитектуре, жилищную инспекцию, к омбудсмену, в приемную Владимира Путина, в общество инвалидов. «Из соцзащиты приехал молодой человек. С порога начал: ну что же вы против мальчика, он же инвалид. Я говорю: давайте не будем про мальчика. Есть нарушение прав собственника? Есть! Все, спасибо, молодой человек». Городская администрация в ответ на жалобу сообщила, что оба сооружения — и пандус, и цветочниц — незаконны, так как для них требуется разрешение на строительство (сейчас даже крупные строительные компании, обладающие влиянием на чиновников, дожидаются оформления такого разрешения по три и более месяца).

Сейчас Александра Михайловна собирается подавать в суд. Инициировала заочное голосование жильцов. 100 из 125 голосовавших высказались за снос пандуса. Причем 40 из них возражают и против других вариантов сооружения спуска для коляски в подъезде или где бы то ни было еще.

P.S. В ноябре 2008 года в № 85 «Новая» рассказывала об очень похожей истории, случившейся в городке Боровске Калужской области. Семья Морозовых соорудила для 16-летнего Алеши, страдающего ДЦП, небольшую (шесть квадратных метров) пристройку с пандусом. Разрешения на строительство у них тоже не было, зато мальчик смог выезжать на своей коляске на улицу. Пристройка помешала соседке со второго этажа, пенсионерке Нине Осиповской. Как оказалось, дождь шумит по крыше, чем создает пенсионерке «препятствия в пользовании собственностью  — квартирой». Нина Алексеевна подала в суд. Судья Наталья Битнер вынесла решение снести пристройку с пандусом, ни разу не приехав взглянуть на Алешу.

Надежда Андреева
наш соб. корр., Саратов

12.07.2010