http://magazines.russ.ru/zvezda/2010/11/ka12.html
Владимир КАВТОРИН

ДЕВЯНОСТЫЕ — ЛИХИЕ ИЛИ ВЕЛИКИЕ?

...Кстати: потом, когда стали проклинать Гайдара и рисовать всякие альтернативные пути, никто — увы! — не сказал правды, не вспомнил, что единственно реальная альтернатива давно была опробована большевиками и имя ей — Гражданская война!

Зная это, понимаешь, сколь непростым делом оказался для Ельцина поиск будущего премьера. Сначала отказался Явлинский — он считал необходимым сохранение Союза. Затем посол во Франции Юрий Рыжов — умный, демократически мыслящий и отнюдь не робкий человек. Один за другим отпадали другие “прорабы перестройки”. Единственным, кто рвался на этот пост, был Руслан Хасбулатов.

С Гайдаром Ельцин к тому времени едва был знаком. 20 августа, во второй день путча, Г. Бурбулис встретил его в коридоре Белого дома, завел к президенту, наскоро переговорили — и все. “Фигура Гайдара возникла относительно случайно, — вспоминает Андрей Нечаев. — Он был известен больше в кругах профессиональных экономистов, среди публики, интересующейся политико-экономическими проблемами и читавшей его блестящие статьи сначала в „Коммунисте“, а потом в „Правде“. С другой стороны, экономисты новой формации, которые могли бы всерьез разработать и провести в жизнь программу экономических преобразований, были наперечет. Масштаба же Гайдара, а он ко всему прочему имел еще и команду, — ни одного…”

К чести своей Ельцин оказался способен понять масштаб и характер этого человека и доверить ему важнейший — экономический — блок правительства. Но на то, что это сможет оценить и большинство Верховного Совета, надежды были малы. Поэтому, объявив в октябре 1991 года о начале масштабных реформ, Ельцин 5 ноября взвалил основную ответственность на себя, сам став во главе правительства. Первым вице-премьером назначен был Г. Бурбулис. Гайдар — вице-премьером, министром экономики и финансов.

...если понимать состояние, в котором Гайдар принял своего пациента — полутруп советской экономики, — то надо признать, что он был прежде всего не реформатором ее, а реаниматором, и если под его руками она все же начала дышать — это уже победа. Гайдар и его министры знали, как строить капитализм. Но для этого не было ни времени, ни условий. Какая может быть стабилизация, если через полтора месяца людям нечего будет есть? Они исходили из того, что единственная возможность для нашей страны выжить,
и выжить без большой крови, — это как можно скорее запустить механизмы рыночной саморегуляции. Любым путем, в любом порядке. Даже — страшно произнести! — с любыми потерями. Ибо любые потери — это все-таки меньше, чем голод и гражданская война. И они сделали это3. Зимой 1991—1992 годов,
в отличие от зимы 1917—1918 годов, люди в России не умирали с голоду и не расстреливали друг друга из-за мешка муки.

В январе 1992 года часть прессы писала о политике нового правительства
в тонах прямо-таки истерических: “Десять дней, как отпущены цены, а товаров как не было, так и нет!” Вероятно, старый советский опыт заставлял авторов предполагать, что товары припрятаны где-то здесь же, под прилавками, почему бы не вытащить?..

В конце января Ельциным с подачи Гайдара и питерского депутата П. Филиппова был подписан еще один ярко антибольшевистский указ — “О свободе торговли”. “На следующий день, проезжая через Лубянскую площадь, — вспоминал Гайдар, — увидел что-то вроде длинной очереди, вытянувшейся вдоль магазина „Детский мир“. Все предыдущие дни здесь было довольно безлюдно. Каково же было мое изумление, когда узнал, что это вовсе не покупатели! Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавкой к своей одежде вырезанный из газеты „Указ о свободе торговли“, люди предлагали всяческий мелкий товар…” Экономическая жизнь приходила в движение с самого низового, личностного уровня. И это был не самый эстетичный, но самый быстрый путь. В феврале, когда должен был наступить голод, никто о нем уже и не вспоминал. Даже Европа успокоилась. Она некоторое время жила в страхе перед толпами голодных и злых русских нищих, которые вот-вот появятся на ее границах. И она увидела эти толпы — только не голодных нищих, а оборотистых, хватких торговцев-челноков, которые в течение какого-то года сделали наши рынки и магазины неузнаваемыми.

...Ваучерная приватизация была нечестной, несправедливой, привела к незаслуженному обогащению узкой группы лиц, твердят критики. На что Чубайс отвечает: “Мы не могли выбирать между „честной“ и „нечестной“ приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. <…> Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом”. Это так. К тому же если обратиться к истории, то можно найти случаи, когда приватизация проводилась сильным государством и по всей строгости законов. Но я что-то не могу найти в памяти случай, когда ее при этом назвали бы справедливой и она бы на деле привела к уменьшению социального расслоения. А уж что говорить о приватизациях, проводимых в революционную эпоху!.. Достаточно вспомнить распродажу церковных земель во Франции во времена Великой французской революции. Земли церкви, короны и имения эмигрантов были конфискованы, под их обеспечение были выпущены ассигнаты, которые одно время ходили наравне с деньгами. Потом земли были распроданы на аукционах, что, как и в России, привело к резкому расслоению общества.

Видимо, от приватизации, как и от любого исторического процесса, нельзя ждать и требовать того, что она в принципе принести не может. Но следует поставить главный вопрос: а удалось ли путем приватизации разделить власть и собственность? Согласилась ли советская государственная элита (а после поражения ГКЧП она осталась на местах почти вся!) обменять власть на собственность, что в свое время считалось главным условием мирной трансформации общества?

И тут следует со всей определенностью ответить: нет, не удалось! Причин несколько, но главная, на мой взгляд, прекрасно сформулирована А. Яковлевым: “Рассчитывать на то, чтобы наладить с ними (советской элитой. — В. К.) нормальные рабочие отношения, умиротворить, ублажить, успокоить, умаслить, было, мягко говоря, заблуждением, поскольку за этой когортой людей стояли реальные интересы власти, которую они терять не хотели. Жажда власти над людьми как бы зацементировалась в сознании номенклатурного класса (курсив мой. — В. К.)”.

...Вообще чем глубже погружаешься в изучение этих событий, тем яснее впечатление, что начиная с 16:00 3 октября кто-то кусок за куском сдает Москву сторонникам Хасбулатова и Руцкого. “Мы получили команду, — вспоминает спецназовец С. Лысюк, — перекрыть Садовое кольцо в районе гостиницы „Пекин“, чтобы не допустить прорыва вооруженных людей в город и обеспечить отход милиционеров от здания парламента и мэрии. Только приступили к выполнению, как министр Куликов приказал двигаться к пункту постоянной дислокации. Но километра не проехали, как поступила новая вводная: взять под охрану телецентр „Останкино“”.

На проспекте Мира спецназовцев нагоняет колонна автомашин с эмблемами внутренних войск. Это движутся к “Останкино” мятежники. Лысюк запрашивает, что делать, и получает ответ: “Следовать в „Останкино“”. Почему мятежников нельзя остановить на пустынном проспекте Мира, не подвергая риску людей и технику телецентра, — непонятно. Кто-то явно выжидает, как повернутся события.

В 19:26 диктор “Останкино” объявил о прекращении вещания, поскольку первый этаж телецентра захвачен. Но захвачен он не был.

...Вот в такой обстановке и раздался голос человека, к которому, казалось, прислушивается лишь тонкий слой рафинированной интеллигенции. В 20:45 по единственному работавшему телеканалу и “Эху Москвы” к сторонникам президента обратился Е. Т. Гайдар. Он звал москвичей собраться у здания Моссовета на Тверской, где уже сооружались баррикады. Еще в 20:00 он добился у С. К. Шойгу гарантии, что в случае необходимости демонстрантам будет роздано и оружие — 1000 автоматов.

Он звал людей рискнуть головой и сам бестрепетно рисковал собственной! На что был расчет? Да не было, я думаю, расчета. Был тот же “жгучий стыд за чужую трусость, за мелкое стремление что-то выгадать для себя и своей политической карьеры”, рискуя чужими головами. Ночью он выступал на площадях, уже забитых теми, кто вышел по его призыву — на Советской площади, у Спасской башни… И силовики, недавно куда-то исчезнувшие, не отвечавшие на телефонные звонки, начинают действовать. Они все могли допустить, кроме одного: чтобы мятеж оказался подавлен силами гайдаровских ополченцев. Ведь в этом случае оказаться в стане победителей им вряд ли бы удалось.

Около 2 часов утра 4 октября Гайдару позвонил президент и сказал, что военные стали исполнять приказы, войска двинулись к столице.

Сам штурм Белого дома описания не достоин. П. Грачев и В. Ерин так замечательно организовали дело, что их войска чуть не перестреляли друг друга....