Стэнфордский тюремный эксперимент (СТЭ) задумывался как простая демонстрация влияния социальной роли человека на его поведенческие характеристики, но оказался ярчайшей иллюстрацией границы, разделяющей Добро и Зло. Существует немало исследований тюремной жизни, проведенных криминологами и социологами. Но все они страдают существенным недостатком: исследователи никогда не могли наблюдать все стороны тюремной жизни. Их доступ к заключенным был ограничен, а возможность войти в жизнь тюремщиков — еще меньше (с. 32). Есть категории «извне» и «изнутри». Но ведь и сами эти категории могут рассматриваться с внешней и внутренней точек зрения. СТЭ давал возможность исследовать тюремное «изнутри» с внутренней точки зрения.

Смысл эксперимента: небольшую группу студентов случайным образом (буквально подбрасывая монетку) разделили на две команды — заключенные и тюремщики. Можно сказать, запуск эксперимента произвел случай. Свои роли студенты должны были играть в течение двух недель в реальной городской тюрьме. Каждый получал вознаграждение по 15 долларов в час (психологический факультет университета получил на эксперимент небольшой грант). Строго говоря, не все участники эксперимента были студентами Стэнфорда. По газетному объявлению пришли и молодые люди двадцати с небольшим лет, приехавшие на отдых, а также в летние школы Стэнфорда и Беркли, и желавшие немного подзаработать на «детской игре в полицейских и воров» (с. 235).

Первоначальный отбор проходил после медицинского освидетельствования и интервью, проводимых психологами. Все они были физически и психически здоровыми. Будущие «заключенные» отнюдь не были склонны к антиобщественному поведению, никто из них никогда, как говорится, не привлекался и не подвергался наказанию. Тюремщиком не хотел быть никто, и среди назначенных не было особо властных и склонных к авторитаризму личностей. На начальный момент «заключенные» и «тюремщики» были полностью взаимозаменяемы, как «ангелы» и «демоны» на рисунке Эшера. «Заключенных» было девять, «тюремщиков» — одиннадцать (из них два запасных).

«Аресты» проводили настоящие полицейские, «подозреваемых» заключали под стражу в рамках большой операции, в ходе задержания около сотни участников уличных беспорядков. Всех участников эксперимента привезли в городскую тюрьму, переодели.

На «заключенных» вместо обычной одежды и нижнего белья на голое тело были надеты просторные рубахи, волосы прижали капроновым чулком (имитация обритости наголо), а на ноге закрепили цепь. Имена заменены номерами. С «заключенных» сняли отпечатки пальцев и объяснили реальные правила: они обязаны соблюдать молчание во время еды, после отбоя и в любом месте вне тюремного двора, кровати должны быть заправлены; блюсти чистоту в камерах; обращаться друг к другу только по номеру; на туалет отводится лишь пять минут в час, его посещение контролируется охраной; курение — привилегия и допускается только после еды либо с разрешения охранника, курение в камерах не разрешается; переписка — привилегия, она полностью цензурируется; посещения — привилегия и проходят в присутствии охранника, который может в любой момент прервать встречу; «заключенные» подчиняются приказам «тюремщиков» и докладывают им обо всех нарушениях; нарушение правил влечет наказание — всего 17 правил. Среди них только одно особое: никогда не ссылаться на эксперимент или имитацию заключения.

Для «тюремщиков» правил меньше: соблюдать закон, поддерживать порядок, не допускать никаких противоправных действий против «заключенных» и побегов.

«Заключенных» отправили в камеры. Никто из них не предполагал, что из райского городка Пало-Альто они спускаются прямиком в ад.

В первый день всем еще было забавно, но атмосфера быстро ухудшалась. «Тюремщики», одетые в униформу, с глазами, закрытыми темными зеркальными очками, со свистком на шее и вооруженные резиновыми дубинками, очень скоро начали запугивать «заключенных», издеваться над ними, оскорблять их и унижать. Поразительной была скорость, с которой «тюремщики» начали ощущать свое превосходство над «заключенными». Когда эксперимент начинался, все его участники были личностями без каких-либо отклонений от нормального поведения образованных людей их круга. Обе группы изначально были идентичны. Но через неделю между ними не было ничего общего

Уже через несколько дней «тюремщики», в частности, в ночные часы, когда за ними не наблюдали ученые из группы контроля эксперимента, все хуже обращались с «заключенными». «Тюремщики» поднимали их среди ночи, чтобы пересчитать, заставляли бессчетное число раз отжиматься на руках, если им что-либо не нравилось в их поведении, или принуждали петь одну и ту же песню — о свободе. Они ограничивали выход «заключенных» в туалет, а когда выводили их по нужде, то надевали им на голову мешок; не давали еду и одеяла, а также унижали их в сексуальном плане. В «тюремщиков» буквально вселялся дьявол, а некоторые заключенные становились покорными жертвами, так реагируя на действие ситуационных сил.

Экспериментаторов интересовало, как меняются личности «заключенных» и «тюремщиков». Они приготовились анализировать. Камеры были оснащены микрофонами, и все записывалось на пленку.

Что ж, эксперимент удался: были и бунт «заключенных», и попытка установить связь с внешним миром, и неудавшийся план побега. Но самым удивительным было патологическое поведение «тюремщиков», которые еще вчера ничем не отличались от своих подопечных. Среди них немедленно проявились садисты (с. 207—208). «Тюремщики» начали творить настолько ужасные вещи, что эксперимент пришлось прервать досрочно.

Попутный вопрос, который ставит СТЭ, — не переоценивает ли общество роль тюрем как средства контроля за преступностью? Но главный урок в другом.

«Не думайте, что вы отличаетесь от других», — говорит Зимбардо в интервью на симпозиуме в Высшей школе Утрехта (Нидерланды), приуроченном к выходу книги «Эффект Люцифера». — Каждому хочется верить, что он особенный, не такой, как все, и он тешит себя иллюзией собственной непогрешимости. Но это не более чем эгоцентрическая переоценка себя. Два человека из трех повернут рубильник и вызовут смертельный электрический шок у другого человека, если им прикажут это сделать. И эти двое, кстати, никогда не считали, что они на такое способны…» (De Volkskrant, 09.10.2010).

Между тем мы — рабы негативных ситуационных сил, и Зимбардо обсуждает психологические основы сопротивления им и как не поставить свою мораль на «нейтралку» (с. 446—456).

Более сложна общественная сторона дела. Можно ли создать систему, обладающую способностью к самоочищению?