Когда же за понятиями не стоят ценности, сколько их ни сталкивай, ничего кроме шороха шелухи от семечек не услышишь. «Вы ничего не поняли, уважаемый автор! Все эти разговоры о ливийцах и Каддафи – обычный политический прагматизм, -- воскликнет читатель этого текста, -- даже, быть может, просто цинизм! Им нужно на скорую руку оправдать собственные действия, вот и хватаются за первые слова, что под руку подвернутся». Если бы, дорогой читатель, если бы… Цинический эффект достигается только в том случае, когда «слова-прикрытия» имеют хотя бы минимальный смысл; по крайней мере, циник рассчитывает на то, что они что-то значат для тех, кому предназначаются. Иначе сам «акт цинизма» не состоится; редукция разнообразного и высокого к самому простому и низкому невозможна при отсутствии общепризнанного «высокого» (и – конечно – при отсутствии иерархии моральных ценностей вообще). Сейчас же, увы, мир вступил в эпоху, где остается лишь предаваться ностальгии по старому-доброму цинизму. В сем дивном новом мире нас окружают чудовищные груды мусора – и настоящего, и лексического. Только не надо говорить, мол, «язык», «слова» дискредитировали себя в «пост-идеологическую эпоху». Нет, это мы сами дискредитировали слова, отказавшись от привычки (на самом деле, обязанности) думать о них. И сейчас они не значат ровным счетом ничего, оттого коммуникация, выражение мнений, сами мнения примитивизируются до предела. Мы вступили в беккетовский мир монотонного бормотания, которое ничего не значит, кроме одной вещи: ничто не имеет смысла. Впрочем, есть выход. Его подсказал еще один ирландец, придумавший прекрасных лошадей-гуигнгнмов и отвратительных людей-йеху. Если мы хотим что-то сказать, каждому следует таскать на себе мешок с вещами, необходимыми для разговора. Или Айфон с изображениями этих вещей.

А будущий Фуко напишет книгу «Вещи и слова».

C. Белковский

Продолжение, ч. 2

Другой важнейший элемент «Программы-2020» — это деиндустрилизация. Профессор Мау очень четко сформулировал, что богатые страны производят товары для богатых. Германия производит «мерседесы». Бедные страны производят товары для бедных. Например, Китай производит дешевые джинсы.

Россия в этой ситуации выпадает из международного разделения труда. Мы не можем производить товары для богатых, потому что у нас нет ни технологий, ни навыка их использования. Кто же станет покупать «мерседесы» российского производства? И мы не можем производить товары для бедных, потому что у нас слишком дорогая рабочая сила, развращенная советской социальной системой, потребностью высшего образования и всеми сопутствующими благами цивилизации. Поэтому дешевые джинсы мы тоже не можем производить, ибо они будут как минимум в два раза дороже китайских.

Какой же выход из этой ситуации? Ликвидация промышленности как таковой. Кроме сырьевого комплекса, конечно. Сырьевой комплекс еще как минимум два десятилетия должен кормить российскую экономику, потому что, по мнению авторов и разработчиков «Концепции-2020», зеленая, не углеводородная энергетика будет созревать еще как минимум два десятилетия, не меньше. А события в Японии, аварии на атомной электростанции «Фукусима», красноречиво свидетельствуют, что спрос на нефть и газ будут только расти.

Обрабатывающая отрасль промышленности просто теряет смысл в рамках этой экономической модели. Руководители экономической экспертной группы при правительстве России, соавторы и соразработчики «Концепции-2020», считают, что России не только не полезна, но крайне вредна нефтепереработка. Совокупная стоимость нефти, которую можно было продать на экспорт, превосходит стоимость всех нефтепродуктов и продуктов нефтехимии, которые производятся нашей нефтеперерабатывающей промышленностью, в результате чего Россия на самом факте существования нефтеперерабатывающей отрасли теряет около 3 процентов ВВП в год. Это примерно 1,3 трлн рублей. Очень солидная сумма.

Ответ на вопрос, куда девать 120 тыс. работников этой отрасли, тоже готов. Если взять не 3 процента, которые Россия теряет на нефтеперерабатывающей отрасли, а 0,3 процента, в десять раз меньше, то получится, что если выплачивать эту сумму в качестве пособия 120 тыс. уволенных, они будут получать в два раза больше, чем сегодня, — 90 тыс. рублей в месяц в среднем вместо тех 45 тысяч, которые составляют среднюю зарплату в нефтеперерабатывающей отрасли в наше время.

Конечно, не все отрасли могут кормить своих бывших работников после ликвидации рабочих мест. Но сам принцип уже очевиден. «Программа-2020» предполагает трансформацию российской экономики в своего рода «одноглавого дракона», но с еще одной небольшой головой — постиндустриальным сектором экономики: система 4G, новейшие программы, инноград «Сколково» и так далее. При этом с одной большой головой в виде сырьевого комплекса, который по-прежнему будет главным источником наличных денег в российской экономике. Ну и, наконец, с огромным туловищем — основной массой населения Российской Федерации. Народом, который если и обладает высшим образованием, то не может его использовать. Который не наделен навыками делать продукцию для богатых, но в то же время не настолько дешево обходится работодателям, чтобы делать продукцию для бедных.

Фактически Россия должна перейти к доиндустриальным формам экономики — и в первую очередь к натуральному хозяйству. Если русские начнут выращивать огурцы и помидоры на своих приусадебных участках, возможно, это и будет оптимальной моделью их поведения в экономике.

С точки зрения разработчиков программы будущего президента Российской Федерации, важно очень локализовать русский народ. Важно избавиться от индустриальной мечты о том, что все регионы России должны быть связаны дорогами или другими коммуникациями. Ярослав Кузьминов указывает, что от строительства дорог надо отказаться, так как все деньги, выделяемые на дорожное строительство, будут неизбежно разворованы.

Экономика должна делать ставку не на физическое перемещение объектов, а на некое виртуальное общение, виртуальный обмен товарами и услугами в рамках постиндустриальной парадигмы. Поэтому ясно, что если голова дракона обменивается постиндустриальными услугами, а его туловище сконцентрировано в натуральном хозяйстве, которое не предполагает перемещения физических объектов (в частности, людей) ни по стране, ни в масштабах всего мира, — то эта концепция начинает работать.

Я думаю, что российские элиты ждали 20 лет того момента, когда они смогут приступить к реализации этой программы. И они считают, что дождались его. Поэтому кто бы ни стал президентом, Путин или Медведев, эта концепция станет основой основ экономической политики. Впрочем, вполне возможно, что в определенный момент власть будет бояться народа и бояться воплощать в жизнь наиболее радикальные, наиболее скандальные элементы этой доктрины.

Мы видим, что на деле власть очень неустойчива к любым формам социального протеста. Несмотря на то что во Франции два миллиона человек вышли на улицы протестовать против пенсионной реформы Николя Саркози, эта реформа все равно была претворена в жизнь. У нас же трех тысяч рыбаков на площади было достаточно, чтобы власть отказалась от идеи платной рыбалки.

То же касается и реализации этой доктрины. Как только будут возникать точки социального протеста, власть будет немедленно пасовать и отступать от «Программы-2020», в результате чего мы придем к классической традиционной горбачевщине, какой мы ее помним по концу 80-х.

Когда у власти нет целостной программы, есть желание сохранить стабильность. Есть желание укрепить существующий строй точечными изменениями политической, экономической и социальной систем. Но власть не идет на опережение, события сами ее опережают. И опережают настолько, что в результате власть оказывается не готова к вызовам современной ей реальности.

С. Белковский

Продолжение, ч. 3

В свете вышеизложенного нельзя исключать того, что целостности России существует реальная угроза. Конечно, повторить судьбу Советского Союза в чистом виде Россия не может, поскольку она не состоит из столь крупных субъектов, номинально обладающих всеми атрибутами полноценного государства, как это было при Советском Союзе. Но еще неизвестно, хорошо это или плохо. Именно наличие таких субъектов уберегло нас от масштабного кровопролития при распаде Советского Союза. Кровь проливалась только на спорных территориях, пограничных территориях типа Южной Осетии, Абхазии, Нагорного Карабаха и Приднестровья.

Но мы сегодня видим, как в России растут новые идентичности. И в первую очередь сибирская идентичность. Об этом свидетельствует и последняя перепись населения. Население Сибири и Дальнего Востока все больше убеждается в том, что оно является кормильцем России в целом, но при этом получает крохи с барского стола. И в рамках той модели, которую предлагают разработчики «Программы-2020» во главе с Владимиром Мау и Ярославом Кузьминовым, эта модель только закрепляется.

Все сливки экономики будет снимать постиндустриальный сегмент, находящийся где-то в иннограде «Сколково», а реальным поставщиком ресурсов в экономику останется сырьевой комплекс, базирующийся на природных ресурсах Сибири и Дальнего Востока. И, безусловно, это будет мощнейшим катализатором сепаратизма, катализатором формирования новой сибирской идентичности, которая заявит себя в качестве альтернативы идентичности русской.

Как такие новые идентичности формируются, мы прекрасно знаем и видим на примере, скажем, Украины. Современная доктрина украинского национализма сводится к тому, что украинцы не только не являются русскими, но даже не являются однокоренным с русскими народом. Заявляется, что русские — это финно-угры с примесью монголов, а украинцы — настоящие славяне.

Что-то подобное мы вполне можем услышать через несколько лет от сибиряков. Они вполне могут сказать, что они потомки атлантов, индийских ариев и так далее. И не имеют ничего общего с тем малахольным населением, которое доминирует в европейской части России.

Да и сама модель, которая предполагает ликвидацию физических коммуникаций между разными регионами России, минимизацию зависимости между этими регионами, ликвидацию взаимной заинтересованности в их сосуществовании и процветании, — она, конечно, будет стимулировать распад Российской Федерации.

Я думаю, что Мау, Кузьминов и еще почти тысяча экспертов, которые в составе 21 рабочей группы участвуют в разработке фундаментального труда, призванного стать программой следующего президента России, какой бы фамилия его ни была, просто не оценивают эти аспекты, эти факторы, в силу того, что они больны экономическим кретинизмом. Они воспитаны в либерально-экономической школе, которой абсолютно чужды этнические, культурные, цивилизационные аспекты. Они просто не понимают, что это такое, и не готовы отвести этим аспектам должную роль в судьбе Российской Федерации как единого этнокультурного пространства.

Сегодняшняя правящая элита — то есть люди, которые, согласно социологическому определению элит, причастны к принятию важнейших решений, — мыслит в горизонте четырех-пяти лет и не более. То есть их мышление не простирается даже до конца следующего президентского срока, истекающего, если все будет нормально, в 2018 году.

Проблемы с эмиграцией у них нет. Основные деньги их уже вложены на Западе. Их детки учатся на Западе. Их основные активы сосредоточены на Западе. И весь вопрос лишь в том, когда нужно будет перемещаться отсюда туда.

Ясно, что эта элита не готова взять на себя бремя инвестиций в построение новой государственности. В этом смысле «Программа-2020» абсолютно отвечает ожиданиям элит и их представлениям о том, что должно быть с Россией. Ведь данная стратегия полностью освобождает элиты от обязанности создавать новую экономику, новую социально-политическую систему. Просто констатируется факт, что Россия — страна третьего мира. И поэтому она должна жить в нищете. А тот, кто уже заведомо избавил себя от нищеты благодаря специфической приватизации последних двух десятилетий, идеологически сформулированной Чубайсом и Гайдаром, — тот, естественно, «избранный», он может находиться и в России, и за ее пределами.

И вообще, в условиях постиндустриального современного мира сам факт привязки к определенной стране, к определенной территории не имеет решающего значения. Ты перемещаешься с территории на территорию настолько быстро, насколько тебе позволяют твои экономические и технические возможности.

В рамках нынешней политической системы нет инструментов противодействия этой губительной стратегии. Поскольку ни одна партия де-факто не является оппозиционной Кремлю. Все они вписаны в кремлевскую политтехнологическую машину. Поэтому инструмент борьбы — это выход на улицу. Это акции прямого действия. Это создание параллельной политической реальности. Каждый россиянин сегодня должен осознать, что ждать милости от существующей власти уже не приходится.

Был период иллюзий в 90-е годы, когда казалось, что свобода сама по себе создаст предпосылки для развития интеллектоемких отраслей. Этого не случилось. Были иллюзии «нулевых», когда казалось, что Путин вернет нам некоторые элементы советской реальности. Это оказалось полным блефом.

Сегодня мы все должны понимать, что у правящих элит нет задачи реанимации сколько-нибудь интеллектоемких и наукоемких отраслей, поскольку, с их точки зрения, это те расходы, которые никоим образом не оправданы, не принесут тех доходов, на которые они привыкли рассчитывать.

Все мыслящие люди страны, все порождения советского модерна и досоветского модерна, все люди, для которых наука и культура имеют хоть какое-то значение, должны понять, что в сегодняшней власти у них нет референтных групп. Люди не смогут найти точку опоры. Раз так, то власть нужно менять. И менять ее можно на сегодняшний день только создавая внесистемную инфраструктуру. Инфраструктуру прямого действия.

Пример рыбаков, которые в количестве трех тысяч человек вышли на улицы и заставили власть отказаться от идеи повсеместного становления платной рыбалки, — он красноречив. Может быть, этот пример немного анекдотичен, но сам страх власти перед выходом народа на улицу в небольших количествах он описывает исчерпывающе. И я думаю, что это урок и пример всем нам.