Позвонил мне недавно мой товарищ и говорит: ничего не понимаю - как такое возможно? "Такое" - это серьезное обсуждение в серьезном телеэфире серьезными бородатыми людьми возможности назначения - именно назначения, а как еще скажешь? - Игоря Шувалова начальником "Правого дела". Люди вполне официальные, и телеканал более чем официальный. И на весь мир обсуждают политическое уродство - руководство политическими партиями из канцелярии президента.
Ответить я своему товарищу мог только одно. На НТВ только что прошел сериал "Мент в законе". Название уже впечатляет: степень ментального и ценностного сращивания милиции-полиции с преступным миром оно отражает самым лучшим образом. Этот авторитетный мент показывает изощренное мастерство в использовании целлофановых пакетов при допросе и дотошность по части устройства пресс-хаты. А такие мелочи, как подброшенные наркотики, угрозы арестовать человека ни за что ни про что или организовать налет ОМОНа на его фирму, повторяются в каждой серии по нескольку раз.

Сериал преподносит это как абсолютную норму. И уж не знаю что хуже: молчание о пытках в годы ежовщины и щелоковщины или такая откровенность в массовой культуре, свидетельствующая о новой нормативности в российском обществе точно так же, как диалог бородатых мужчин свидетельствует о новой нормативности в российской политической элите.

То, что разговор начат с телевидения, вполне естественно. Масс-медиа и массовая культура ныне кодифицируют нормативность. Более того, они потеснили традиционные институты (семья, школа, армия, профсоюзы) в процессе социализации личности. Это не только России свойственно - об этом прямо говорят западные политики и медиа-менеджеры.

Говорили о новой российской нормативности и в недавних публикация на "Гранях" Николай Руденский и Андрей Пионтковский. Весьма примечательные публикации, странно, что авторы не связали одну с другой. Ведь они обе о новой нормативности, но не на примере "кровавой гебни", "партии жуликов и воров" и даже не на примере мирных обывателей. Авторы рассматривают проявления "готтентотского" понимания добра и зла ("добро - это когда я уведу чужих жен и коров, а зло - когда у меня уведут моих") у вполне респектабельных и статусных демократических журналистов. У одного встречаются рассуждения о том, что права человека есть только у хороших людей. А другой по существу сформулировал принцип тех, кто надеется на перестройку по-медведевски, - "чей президент, того и дивиденд".

Ну, и чем эти вроде бы оппозиционеры отличаются от людей во власти? Да ничем, кроме того, что они не во власти.

Они и не только они принимают участие в поисках новых методов управления обществом без малейших попыток узнать и понять это общество. По каким нормам, по каким законам, нравам и обычаям живет современная Россия, мало кого волнует. С властью все ясно: новый московский мэр начал свое правление с решения заменить асфальт плиткой, нисколько не стесняясь того, что плиточный бизнес его жены всем известен. Тут даже и ссылку ставить не надо - публикаций полно. Но ведь коррупция, с которой столь яростно борются все кому не лень, болезнь не чиновничья, а общественная. В коррупционные отношения вовлечено почти все население страны. Оно готово обличать и возмущаться, искренне радоваться арестам и разоблачениям, но от повседневной коррупционной практики не отказывается. И вряд ли откажется. По-другому не проживешь.

Но и это не самое главное, если речь идет о реальной, а не фасадной нормативности. Фасадная в прошлом, где, по словам Пастернака, было "обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале". И сейчас Конституционный суд загнали на болото, а выборы превратили в голосование, но все же различие с советскими годами весьма существенно. Нынешняя общественно-экономическая и политическая система юридически более формализована и обоснована, нежели советская.

Дело не только в законах о партиях, выборах, в возможности ввести режим контртеррористической операции, чтобы избежать возни с введением чрезвычайного положения, но и в том, что вся хозяйственная правовая база приспособлена к нуждам сырьевой экономики и совершенно не годится для развития экономики инновационной, высокотехнологичной. И, разумеется, нацелена на то, чтобы в стране не возникало свободного предпринимательского класса.

О том, что со всем этим делать, не говорит никто. Ни одна политическая сила. А о том, что в сохранении нынешней нормативности заинтересовано значительное число людей, целые социальные и профессиональные группы - от уже обогатившихся нефтяников и силовиков до жаждущих богатства и власти молодых политических менеджеров, - никто и думать не хочет.

Десять с лишним лет российский политический режим динамично и последовательно создавал статичную систему. И все его ресурсы обречены работать на поддержание этой статики, в том числе и в нормативной сфере. Никаких других перспектив у него нет и быть не может. Один из членов тандема на словах начал апеллировать к иным ценностям, напоминать о нормах, связанных с динамикой и развитием. Но пока нет оснований полагать, что это нечто большее, нежели использование слов без намерения придать им последствия.

Каковы же могут быть последствия смены лиц во власти, конечно, важно, существенно, интересно, но, судя по многим признакам, в том числе и здесь упомянутым, система радикально не изменится. Она по-прежнему будет нацелена на поддержание общественной статичности.

А значит, исторической тоже.