Джон Донн уснул

Смотрю, как сейчас на путинском сайте один за другим трут комменты про ботокс и пожелания поскорее уйти - с одной, стороны и растаскивание (через дыры в программе всё того же сайта), пожеланий на цитаты.

Окей, ОНИ ТАМ (и не только там, но во всех подведомственных СМИ) создают видимость.
Но перед кем они её создают и к кому она обращена, ведь народ и страна в курсе вранья, видного даже невооружённым глазом?

Мировая общественность тоже, вроде, в курсе (хотя бы и из корыстных , в основном, побуждений).
Но к кому же тогда обращены все эти медийные потемкинские деревни, цена которым - тупая распилка бюджетов?
Богу? Какому Богу? Какому из Богов?

Понятно, когда тотальный пропагандон царит в Северной Корее - она маленькая, северная и тоталитарная.
То, есть, во-первых, легко охватываемая, во-вторых, этим и удерживаемая, но у нас-то с нашими мозгами да просторами, да с нашим интернетом, ложь даже не успевает заветриться.

Нет, не могу понять. И так прикидываю, и эдак, подключаю эмпатию, наконец...
...Выше моего понимания, хотя механизм нынешней идеологии очевиден: на все эти манёвры и церемонии отпущены бабки и их следует немедленно освоить.

Не выделяться они не могут, так как иначе всё и вовсе рухнет как карточный домик, а выделенные они расходуются на эскалацию липового вранья, в который не способен поверить даже даун.

Но каким бы высокопоставленным не был заказчик, он же не может переварить всё вранье медийного мира, к тому же, масса лжи <лживая масса> накладывается в тех областях [и страны и деятельности] куда ни заказчик, ни его вассалы сроду не смотрят.

Во всём, что творится и что происходит на "идеологическом фронте" (главное место путинского сайта заковычено декоративными кавычками, в которые помещена цитата-сигнал о том, что ВВП любит доделывать все дела до конца, из-за чего выходит, что, кавычки-кавычки, он вообще ничего не в состоянии доделать) ощутимее всего вот эта, непонятно откуда взявшаяся, дистанция, когда на свой мир [в котором ты живёшь] смотришь будто бы со стороны.
Как из открытого космоса или же, ну, вот, да, как если обращаешься к Архитектору Вселенной...

И тогда я втройне не понимаю...

В новогодние дни читал книгу "Я буду жить до старости. до славы..." Борис Корнилов. (СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012). Чтение, прямо скажем. не праздничное. Но прочесть ее стоит обязательно - там не только стихи, но многое о Корнилове и вокруг Корнилова, в том числе материалы следственного дела.

Получился такой вот текст (который требует еще доработки); краткая его версия выйдет в журнале "Читаем вместе", полная - на сайте slovosfera.ru. Обычно я не делаю предпубликаций, но не в данном случае.

Борис Корнилов в современном культурном поле блистательно отсутствует.
Даже "Песня о встречном" ("Нас утро встречает прохладой..."), звучавшая некогда отовсюду, подзабылась - да и никто почти не связывал ее с именем поэта, считалось - "слова народные". В книге рядом с "Песней..." совсем другие стихи: "По моей мясистой туше / гибель верная идет,/ и грызет меня, и тут же /гниду желтую кладет". (Вошь. 1932)
Корнилов писал сильные, хотя порой и несколько корявые, словно корни вывороченного дерева, стихи. Любил. Выпивал. В марте 1937 был арестован и расстрелян в феврале 1938. Ему только что исполнилось 30 лет. В чем его обвиняли? Юридически обвинение не имеет смысла - в 1957 Военная коллегия Верховного суда СССР установила, что "дело по обвинению Корнилова было сфальсифицировано производив расследование бывшим работником УНКВД по Ленинградской области Резником" и постановила приговор отменить, а дело прекратить "за отсутствием состава преступления". (Документы из следственного дела Бориса Коринлова опубликованы в заключительной части книги). Если всерьез, то расстреляли его именно за стихи, и именно в стихах эксперт Николай Лесючевский (1908 - 1978 - кстати, ровесник Корнилова) изо всех сил выискивал крамолу. Корнилов как будто предчувствовал такой оборот - еще в 1927 году в стихотворении "Обвиняемый" читаем: "Я буду суду отвечать/ За оскорбление словом..."
Никита Елисеев в вступительном очерке к сборнику, говоря о деле Корнилова, задается вопросом, почему в 1937 так нужны были признания. И дает такое объяснение: "Это же мина под реабилитацию... это оправдание, которое палачи загодя готовили себе в истории. это же точный, инстинктивный расчет на "документный кретинизм" историков наших дней. Документ есть? Какие вопросы? Сам сказал.
... Одно из двух, если он созналася: или он - враг, предатель и двурушник; или трус, сломавшийся от побоев. И в том и в другом случае - плевок. И плевок абсолютно безнаказанный. Потому что в какую сторону кричать: "А вы-то кто, те, что его мордовали и заставляли оговаривать себя и других? "А мы - никто, нас нет. Мы - работнички, служащие. Вы и фамилий. имен наших не запомните, а запомните, так они вам ничего не скажут. Ну, Лупандин, ну. Гантман..."
Но вот парадокс - последняя часть книги составлена таким образом, что имена вот этих служителей машины репрессий запоминаются. Так что повторим еще раз: оперуполномоченный 5 отд. IV отдела мл. лейтенант Лупандин. Утвердивши обвинительное заключение старший майор Госбезопасности Шапиро. Составившие Обвинительное заключение пом нач 10 отд. IV отдела лейтенант госбезопасности Резник, нач 10 отд. IV отдела УГБ лейтенант госбезопасности Гантман, "Согласен" нач IV отдела УГБ капитан госбезопасности Карпов. Члены коллегии Верховного Суда СССР, приговорившие на выездной сессии Корнилова к расстрелу: корвоенюрист Матулевич, диввоенюрист Мазюк и бригвоенюрист Ждан (боже, мужичны это или женщины? и секретарь у них военный юрист 1-го ранга Костюшко)
Но, конечно, самый впечатляющий документ - экспертное заключение, которое составил критик и публицист Николай Васильевич Лесючевский (в примечаниях сообщается, что это не единственная его экспертиза тех лет). В публикуемой просьбе о реабилитации от 9 июня 1956 года сказано: "Экспертное заключение о стихах Бориса Корнилова, принадлежащее неизвестному нам лицу, с которым вы нас познакомили, носит безусловно клеветнический характер". Познакомили, очевидно, не показав подписи - Лесючевский в 1956 году был главным редактором издательства "Советский писатель" и членом правления ССП СССР и РСФСР. Здесь тот случай, когда, несмотря на более чем три десятка лет минувших со дня смерти этого деятеля, хочется прийти и плюнуть на его могилу. Это злое желание следует сдерживать - сам факт его появления указывает, что некий смысл в том, чтобы подольше держать архивы полузакрытыми, все же был - иначе не все бы сталинские функционеры умерли своей смертью. (Тем, кто все же предпочитает прямое действие, сообщим - все уже сделано в Интернете). Ситуацию, так сказать, искусственно охладили - что, безусловно привело (и приведет еще) ко множеству неприятных последствий. Самое замечательное, что только благодаря этим экспертизам-доносам Лесючевский останется в истории - его собственных писаний обнаружить не удалось, а критические статьи о методе социалистического реализма годны разве что на растопку. Надо заметить, что нам неведомы обстоятельства Лесючевского в то время - как знать, возможно, и на него оказывали давление. Но даже если так, важно, что его сочли подходящим объектом для такого рода давления - в то время как других арестовывали. Кстати, часто пишут, что Корнилов (как и Заболоцкий) были арестованы по доносу Лесючевского. Из книги этого не следует - экспертиза была проведена уже после ареста. Равным образом, вряд ли можно прямо утверждать, как это делает Никита Елисеев, что Лесючевский дал экспертное заключение "по заданию НКВД". Скорее всего, стихи просто отдали "своему" эксперту, который уже по своему усмотрению обнаружил в них соответствующую текущему моменту крамолу. В противном случае придется признать, что и Горький писал в 1934 году статью "Литературные забавы", называя друзей Корнилова, Павла Васильева и Ярослава Смелякова, грязными осколками буржуазно-литературной богемы и попрекая их фашизмом, "по заданию НКВД". Да нет, по своей воле, по зову души писали - писали так, как считали правильным. А то ведь и счет им не предъявишь - какой счет к деталям машины?
В том же 1938 году был арестован отец Бориса Корнилова (скоро он умрет в тюрьме). А дальше советская власть попыталась сделать вид, будто никаких Корниловых никогда не было. По счастью, их помнили женщины, мать и жена врагов народа Таисия Михайловна, жена врага народа Людмила Борнштейн и бывшая жена врага народа Ольга Берггольц. Именно они сохранили память о поэте и добились его реабилитации. Что, впрочем, не вернуло его стихи в круг чтения - пришли иные времена. Корнилов остался в начале тридцатых, в своем времени, в яростной еще революционной романтике и киплинговском цивилизаторском пафосе - трагическом, ибо Корнилов цивилизовывал, окультуривал и ломал через колено самого себя и традиционный русский образ жизни. Он был из заволжских, керженецких крестьян - точнее, уже не совсем крестьян, отец его стал учителем, и жили они в городе Семенове. Но старая, крестьянская Россия была рядом, рукой подать - и эту, дорогую ему с детства Россию комсомолец Борис Корнилов желал перевернуть, вздыбить. вбросить в будущее. Отринуть свою "непонятную родину", где "на каждой лесной версте, / у любого кержачьего скита / Русь. распятая на кресте, На старинном/ на медном прибита"... "Замолчи! Нам про это не петь", - таким резким. ломающим ритм выкриком обрывается тягуче-плавное стихотврение "На Керженце".
Их таких тогда много было - они ненавидели свою старую страну и жаждали все в ней переменить. В 20 лет хочется выбросить все старье, отбросить родительские наставления, жить своим умом и по-новому. Свободно - благо, свободу уже поднесли на блюдечке старшие товарищи и сказали: вот она, пользуйся, храни и защищай! Свобода во всем - в любви, в творчестве, в карьере - в какой-то момент поколению Бориса Корнилова открылись все пути. Вот только казалось им, что они пришли на готовое. Это было поколение тех, что пропустили Гражданскую - и они-то и были самыми страстными ее романтиками. И это они, двадцатилетние, вели в годы коллективизации еще одну войну на селе, в которой "ты ль меня, я ль тебя, молодой бандит". В отличие от участников настоящей Гражданской, которые знали, что почем, и никогда бы не написали: "И когда меня, играя шпорами, поведет поручик на рассстрел..." Корнилова расстрелял не поручик, а безвестный чекист.
Стихи Бориса Корнилова занимают лишь половину этой книги. Остальное - свидетельства. Ключевое, погружающее в горячечную атмосферу эпохи - дневник Ольги Берггольц 1928-1930 годов. Яркий, очень интимный и, как ни странно, показывающий, что молодежь тогдашняя не так уж отличалась от нынешней (Ольге было 18 лет, когда она вышла замуж за Бориса). В нем - любовь, быт, политические страсти, проблемы с родителями, ревность и еще раз ревность... О, Бориса Корнилова было за что ревновать - он долгое время сохранял отношения с Татьяной Степениной, девушкой из своего родного города - и посвятил ей несколько стихотворений. В настоящей книге публикуется случайно сохранившееся письмо Бориса Корнилова к Татьяне. Нам не дано знать, сколько политической страсти, а сколько ревности бушевало в Ольге, когда она в 1930 г. поддержала исключение Корнилова из Ленинградской ассоциации пролетарских писателей за "кулацкие настроения" - а ведь это сыграло против него в 1937...
Немалую часть книги занимает переписка матери Корнилова Таисии Михайловны и его второй жены, Людмилы Борнштейн. Это переписка двух женщин, потерявших мужей - и не имевших никаких достоверных сведений об их судьбе. Людмила (Люся - так она себя называла) - еще совсем молодая женщина, в год ареста мужа ей было всего 24 года. Из документов следует, что ее арест уже оформлялся, но студент Академии художеств Яков Басов нашел мужество вступиться за нее (он и стал ее вторым мужем). Именно она сохранила часть рукописей и черновиков Корнилова, и переписка в значительной мере посвящена реабилитации поэта и сохранению его творческого наследия. Здесь нужно было спешить, поскольку Людмила была смертельно больна (она скончалась в 1960 г.). Кроме того, в книгу вошли переписка Людмилы Борнштейн и исследователем творчества Корнилова Михаилом Берновичем.

...сегодня, по прошествии почти 80 лет, остались сильные стихи, пронизанные трагическим мироощущением человека, опоздавшего к своему времени. Одинокого и толком не услышанного. Человека, саму память о котором удалось сохранить почти чудом...

Думаю, историю о чекистах и Лесючевском в итоговом варианте сократить - много чести. Но тут оставлю.

А вот как раз на "Свободе" был разговор об этой книге и о Борисе Корнилове, с участием дочери поэта (без которой книги бы не было) Ирины Басовой.

Вот только жена Корнилова названа там Людмилой Бронштейн, тогда как в документах, опубликованных  в книге - она всюду Людмила Борнштейн

"Заметьте, как мало говорится о том, какое удобство реальный социализм, во многих отношениях мучительный, предлагал человеку, чем он соблазнял его: возможностью безответственности, свободы от личной вины, свободы от “комплекса неполноценности” перед всем, что превышает его понимание и его опыт. Это прекрасно описал Пауль Тиллих, анализируя тоталитаризм в своем “Мужестве быть”. Без согласия среднего человека на режим, без этого добровольного совпадения населения с режимом мы мало что поймем в происшедшем у нас". Ольга Седакова

Я думаю, и те, что нынче называются "развитыми современными людьми", вполне совпадают с режимом. Они представляют то же, чем были (по смыслу, функционально) в советское время т. н. "простые люди". Теперь на острие атаки - "развитые современные люди". Это тоже некие средние существа - с "возможностью безответственности, свободы от личной вины, свободы от “комплекса неполноценности” перед всем, что превышает его понимание и его опыт". Они развиты ровно настолько, чтобы их не считали виновными "в чём-то неподобном". Это новое стадо. На этот раз буржуазное. А отодвинутые за ненадобностью "простые люди" оказались едва ли не в зоне смысловой ностальгии и стали чуть ли не носителями российской "почвенной духовности"))).

И выходит, что дело не в том, какой именно людской механизм будет представлять в обществе "глас народа" - само качество и цель применения филистеров никогда не меняется, это константа. Свобода от личной вины и личной ответственности как билет в тёплое стадо. Быдло.

Когда у русского философа и востоковеда Пятигорского спросили, "правда, что вы как-то заявили,что не более 5% людей мыслят?", он страшно удивился.
"Не мог я такого сказать,потому,что мыслят на самом деле не более 2,5%."

И это абсолютная правда,потому что часто под свободным мышлением люди понимают просто перебираемые ими паттерны или модели поведения.

Из дискуссии на http://www.odnako.org/blogs/show_15150/

Интересное вИдение мира изложено в обсуждаемом посте. Складывается следующая картина.

Мыслительные "вирусы" либо возникают спонтанно, от недопонимания, либо создаются намеренно, с конкретными целями.

Те, что создаются намеренно, стоит рассматривать с нескольких сторон - со стороны "создателей" вирусов и со стороны "жертв".

С "жертвами" все, вроде бы, ясно. Они несознательны, больны, ведомы и нуждаются в разъяснениях. Их (по Пятигорскому) 97,5% населения.

Остальные 2,5% - сознательные, мыслящие, могущие "доводить рассуждения до конца и отвечать не просто на вопрос, «чего я хочу, делая это», - но и на вопрос, «что и как в действительности изменится после того, как я это сделаю»".

Судя по их намерениям, они деляться на "создателей вирусов" и "докторов - эпидемиологов".

Похоже, что какие-то "конечные" цели и у "создателей вирусов" и "докторов - эпидемиологов" совпадают (например, благосостояние, реализация своего творческого потенциала), но они используют разные методы для их достижения (например, "создатели вирусов" - оболванивание народа, а "доктора - эпидемиологи" - просвящение).

Очевидно, есть и те "доктора - эпидемиологи", которые преследуют совсем другие конечные цели, перпендикулярные интересам "круга рождения и смерти". И это интересно, так как выводит тему "вирусного" мышления уже за пределы политики-бизнеса, что привлекло изначально и предоставляет широкое поле для эксперимента.

За тему спасибо nandzed