наличие политических убеждений и их роль при анализе

Политические убеждения оказались вредны для аналитического мышления
Изображение: Dan M. Kahan / Ellen Peters /Erica Cantrell Dawson / Paul Slovic

Американские ученые продемонстрировали в простом математическом эксперименте, как убеждения могут значительно ухудшать аналитические способности человека в «политизированных» вопросах. Исследование выложено в виде препринта на сайте SSCN, кратко о нем можно прочитать в журнале Mother Jones.

В исследовании приняло участие 1111 добровольцев, разделенных на группы демократов и республиканцев. Перед началом эксперимента исследователи проверяли способности каждого из участников к математике и на основе этой оценки присваивали им индекс математической грамотности.

Всем добровольцам предлагали решить один из вариантов следующего задания.
Изображение: Dan M. Kahan / Ellen Peters /Erica Cantrell Dawson / Paul Slovic

В задании говорилось о (выдуманном) исследовании свойств крема, предназначенного для устранения сыпи. Некоторым этот крем помогает, у некоторых крем вызывает усиление сыпи. У тех людей, которые не использовали крем, — утверждала анкета — сыпь может пройти сама или же наоборот, усилится. Результаты всех четырех групп (использовали/не использовали и уменьшилась/усилилась) были представлены в анкете.

На основе этих четырех чисел нужно было дать ответ на вопрос: использование крема в среднем приводит к усилению или ослаблению сыпи? Четыре числа во всех анкетах были идентичны, но для большей релевантности результатов столбцы «усилилась» и «уменьшилась» в разных анкетах меняли местами — это приводило к тому, что правильный ответ в одном случае говорил об эффективности крема, в другом случае о его вреде.

На основе собранных данных ученые строили зависимость между математической грамотностью реальных испытуемых и количеством правильных ответов. Как и следовало ожидать, зависимость оказалась положительной, причем и консерваторы и либералы справлялись с заданием одинаково хорошо.
Зависимость доли правильных ответов в вопросе про крем. Красные — республиканцы, синие — демократы.
Зависимость доли правильных ответов в вопросе про крем. Красные — республиканцы, синие — демократы.
Изображение: Dan M. Kahan / Ellen Peters /Erica Cantrell Dawson / Paul Slovic

Однако, половине из 1111 человек давали задание, где вместо крема рассматривался политизированный вопрос — результат введения «запрета на ношение скрытого оружия гражданами в публичных местах» в некоторых гипотетических городах. Цифры того, как влиял запрет или его отсутствие на преступность были те же самые, что и в задании про крем, но справлялись с заданием добровольцы совершенно по-другому.

Ученые выяснили, что в том случае, когда правильный ответ на анкету не совпадал с убеждениями добровольцев, участники чаще ошибались. Например, демократы (которые традиционно выступают за введение ограничения на ношение оружия) почти в 100 процентах случаев правильно отвечали на вопрос тогда, когда правильным вариантом было «введение запрета уменьшает преступность». Но когда правильным ответом было «введение запрета увеличивает преступность», они начинали сильно ошибаться. В случае с консерваторами результаты оказались зеркальными — они тоже начинали ошибаться, но в противоположных вариантах.
Зависимость доли правильных ответов в вопросе про оружие. Красные — республиканцы, синие — демократы.
Зависимость доли правильных ответов в вопросе про оружие. Красные — республиканцы, синие — демократы.
Изображение: Dan M. Kahan / Ellen Peters /Erica Cantrell Dawson / Paul Slovic

Авторы подчеркивают, что наиболее сильный эффект влияния убеждений на аналитические способности наблюдался в группе наиболее математически грамотных людей. Те, кто не отличался хорошими аналитическими способностями, почти одинаково ошибались во всех случаях: и в вопросе про крем, и в вопросе про оружие.

Идея о том, то что политические убеждения могут влиять на аналитическое мышление не является новой, ее высказывал, например, философ Дэвид Юм еще в XIX веке. В последние годы степень рациональности человека стала предметом многих исследований, использующих научную методологию. Ранее, например, ученые показали влияние на рациональность не политических, а религиозных убеждений.

[о Максе Штирнере]
"Я не самость; не сущность; не «образ Божий»; не некий «человек»: всё это навязанные мне идолы. Я — просто единственный, абсолютно уникальный, каких не было, нет и не будет уже никогда; никто нигде не предписал мне, Единственному, никакой сущности, пусть даже меня заманивают ее якобы божественной глубиной: эта божественная глубина — просто еще одна ловушка, в которую меня хочет поймать один из идолов.
Итак, борьба, война. Не надо бояться: фантомы только кажутся непомерно громадными; у них нет одной мелочи, уникальной конкретности, которая есть у меня Единственного. Фантомы рухнут, в том числе новейшие, фейербаховский гуманизм, Марксов коммунизм. По-настоящему великая, важная встреча мне, Единственному, предстоит с Единственным. Он уникален как и я. Ничего общего между нами в принципе нет, не может быть, мы Единственные. Поэтому между нами нет и ничего такого, в чем мы были бы противоположны! Ведь например чтобы была противоположность черного и белого, должно быть общее, свет или цвет. Но то, что есть в Единственном, больше нигде, ни в ком, никогда не повторяется. Стало быть между Единственным и Единственным нет противоположности, оппозиции. Но между ними не может быть и единства, потому что оно предполагало бы что-то общее между ними, а такого нет! Открывается совершенно новое, незнакомое отношение и уникальное сообщество. Кто возвысился до этого понимания, образует естественный союз эгоистов — неловкое название, потому что событию, каким станет встреча двух Единственных, названия, определения по сути нет.
Штирнер, осмеянный, растоптанный Марксом, почти один во всем XIX веке, отчетливо проговаривает тему, которую мы встретим в солипсизме Хайдеггера и Витгенштейна. Современная проблема другого сознания никем до сих пор не поставлена со штирнеровской остротой. Сверхчеловек Ницше не может быть до конца понят без штирнеровского Единственного. О Штирнере вспомнили, когда после Второй мировой войны модой стало экзистенциальное одиночество Сартра и Камю". (ИСФ-2)