26 июня старший мастер завода им. Орджоникидзе Ю. Костиков по пьяни попытался на ходу залезть в кузов грузовика, сорвался и, упав на асфальт, разбил голову. На беду, мимо проезжал начальник горотдела милиции – судя по всему феерический идиот, так сказать гоголевского или, лучше, салтыковощедринского разлива. Тот не придумал ничего лучше, чем отправить Костикова в камеру "предназначенную для водворения пьяных". О том, чтобы вызвать для осмотра хотя бы фельдшера милицейские мозги даже не задумались. В камере задержанный провел ночь. А утром впал в кому. Умер он не приходя в сознание от кровоизлияния в мозг.

Практически сразу после смерти Костикова по городу распространились слухи о том, что он умер в результате нанесенных в милиции побоев. Это сразу стало известно властям и уже 29 числа прокуратура возбудила уголовное дело по факту смерти. Дело это, однако, возбудили скорее всего для отвода глаз: никто уличать милицию в действительном преступлении – непроведении положенного медосвидетельствования, повлекшем смерть задержанного – обвинять не собирался. Убедившись в отсутствии доказательств нанесения побоев, следствие решило этим и ограничиться, и в тот же день на собрании заводского актива прокурор вместе судмедэкспертом  выступили с докладом "об истинной причине смерти мастера Костикова".

Врать, однако, было поздно.

Маляр-художник того же завода сорокапятилетний Михаил Панибратцев, уверенный в том, что Костикова убили в милиции, вместе с несколькими рабочими посетил морг, лично пообщался с судмедэкспертом и, почувствовав, как видно, что власти темнят, расценил это как подтверждение правоты своих подозрений. Он предложил своим товарищам написать лозунг "Смерть убийцам" и с таковым идти на похороны, назначенные на 30 число. Затем он сам изготовил такой лозунг.

Этот транспарант действительно был поднят над колонной пришедших на организованные дирекцией похороны. Транспарант изъяли, но Панибратцев, выскочив из общей колонны, и с криком "Бей гадов!" бросил два первых камня в окна райотдела милиции. Вслед за ним на оплот правопорядка посыпался град камней. После этого траурная процессия (и Панибратцев с нею) двинулась на кладбище, однако, у входа в райотдел возникла отдельная агрессивная и нетрезвая толпа, не имевшая отношения к заводу им. Орджоникидзе – эти люди перевернули милицейский автомобиль и, используя его в качестве трибуны, начали стихийный бестолковый митинг.

Что же касается Панибратцева, то этот человек имел все основания не любить правоохранительные органы: в 1941 г. он получил десять лет лагерей по ст. 58-7, то есть, однозначно – ни за что. Михаил отсидел из них восемь, а в 1956 г. приговор был пересмотрен в порядке надзора, но не отменен, а переквалифицирован на ст. 95 ч.1, по которой можно было дать до трех месяцев заключения, максимум. Понятно, что ни извинений, ни компенсаций бедолага не получил, а наоборот – попал в списки подозрительных и ненадежных.

Но вернемся на митинг перед горотделом милиции. Председатель муромского горисполкома Сорокин попытался успокоить толпу. Он произнес какие-то слова с вышеупомянутой импровизированной трибуны, однако следующий выступающий – какой-то оставшийся навеки неизвестным солдат –  закричал, чтоб не верили начальнику, приводя при этом легко воспринятый публикой аргумент: ему-де Сорокин обещал оформить прописку после армии в квартиру матери, а обещания не выполнил! А уже следом за солдатом слово взял тридцатидевятилетний канализатор комбината "Красный луч" Сергей Денисов, имевший за спиной три класса образования, две судимости по малозначительным статьям и двоих детей 11 и 13 лет. На момент начала бунта Денисов находился в КПЗ, куда был помещен за драку с братом. Услышав шум на улице, он попросил надзирателя выпустить его во двор, якобы из-за плохого самочувствия. Однако, оказавшись во дворе, он бросился к воротам и присоединился к толпе с криками "Бей фашистов! Бей гадов! Освобождай арестованных!" Он стал кричать, что в милиции задержанных бьют, а в лагерях вообще убивают, "за это работников милиции надо  убивать как гадов" – в подтверждение своих слов он показывал левый бок со следами побоев (полученных на самом деле в ходе драки с братом).

Это был критический момент в развитии событий: после него "хулиганствующими элементами было подожжено дежурное помещение, а потом и автомашина, а внутри помещения начался настоящий погром". "Началось жестокое избиение работников милиции, дружинников и других должностных лиц, наводивших порядок".

Между 18 и 19 часами толпа ворвалась в здание горотдела милиции и уполномоченного КГБ. Народ рубил топором мебель, выбросил на улицу сейф с секретными документами, много документов уничтожили. Милиционеров силой вытаскивали на улицу, избивали – несмотря на то, что они, защищаясь, применяли оружие. Толпа взломала кирпичную стену КПЗ, откуда освободила 26 человек, арестованных за уголовные преступления и 22 человека, задержанных за хулиганство. Было похищено 60 стволов оружия и множество боеприпасов. Здание горотдела было выжжено изнутри, пятеро милиционеров и прокурор города – избиты. Огнестрельные ранения получили двое нападавших. Вся эта вакханалия продолжалась пять часов.

В рамках расследования дела о массовых беспорядках было арестовано 19 человек – 8  собственно за беспорядки (ст.79) и 11 – за "хулиганские проявления" (легкая ст. 206). 3 августа прокурор утвердил обвинительное заключение. Суд решили превратить в публичное мероприятие – проводить его постановили в Муромском клубе строителей, где был зал на 300 мест. Все они в ходе трехдневного процесса были заполнены специально подобранной массовкой, прилежно игравшей роль хора: когда надо – аплодисментами, когда надо – правильными выкриками из зала. Требование гособвинителя приговорить троих обвиняемых к смертной казни вызвало аплодисменты, а вынесенный жесткий приговор – овацию. В день приговора – 11 августа – на всех предприятиях города прошли митинги и собрания, на которых работники заученными фразами клеймили кого положено и подтверждали верность режиму.

Однако и тут не обошлось без осечек. Некто Владимир Струнников, тридцатипятилетний отец двоих детей, рабочий фанерного завода с пятиклассным образованием и судимостью по ст. 74 УК РСФСР, выступил перед согнанными на митинг рабочими своего цеха, заявив, что осуждение произведено незаконно, большинство осужденных невиновны. Он призвал всех прекратить работу в знак протеста. Коллеги в ответ промолчали и тогда Владимир один ушел из цеха. Зайдя домой, он переоделся, затем пошел в ресторан, выпил там триста грамм водки, после чего отправился в парк культуры и отдыха. Там он увидел место, где собралось человек пятьдесят молодежи, подошел к ним и начал призывать их присоединиться к его протесту. Арестовавшим его милиционерам он сопротивления не оказал. Струнникова приговорили к семи годам лишения свободы. Впрочем, в 1965 г. он все-таки был реабилитирован постановлением президиума Верховного Суда РСФСР.

Эхо муромских событий нет-нет, да и прорывалось позже – так, 25 августа на стене дома в Коврове (та же Владимирская обл.) была обнаружена надпись "Отомстим за муромлян!", а на другой: "Долой коммунистический режим. Молодая гвардия".

Но были и другие последствия – не в пример более серьезные.