ОН ВНУШАЛ НЕПОКОЛЕБИМУЮ УВЕРЕННОСТЬ, ЧТО НИКОГДА НЕ СДЕЛАЕТ ЗА ТВОЕЙ СПИНОЙ ЧЕГО-НИБУДЬ ТАКОГО, ЧЕГО НЕ СДЕЛАЕТ У ТЕБЯ НА ГЛАЗАХ.

Все говорили, что «у Фридриха ужасный характер» — характер, действительно, был, но до характера я всегда видел страсть, вот эту самую: выжечь из реальности никчемное, неточное, застрявшее по небрежности. Если не из реальности, то по крайней мере из слов.

НАЙМАН Анатолий. Отчужденный // Октябрь. 2002. № 9.

Горенштейн — это какой-то вопль, просто кричащий внутри человека. Он боялся людей. Каждый претендовал на его жизнь. А я тогда не знал, с каким писателем имею дело. Ведь он не предлагал свои книги. Говорил о них, но не предлагал читать, ничего не навязывал, ничего. Никогда не видел более неудобного для людей и для самого себя человека. […]

... полагаю, он самый мощный писатель — нельзя сказать «поколения», потому что он к поколению никакого отношения не имел, но какого-то большого-большого времени, еще длящегося. Самый мощный и самый одинокий.

ЛЕВИТИН Михаил. Монолог после репетиции // Октябрь. 2002. № 9.

— Вот все говорят, что Андрон (имелся в виду режиссер Андрей Михалков-Кончаловский. — Е. П.) пьет из людей кровь… Да, пьет. Но он же за это деньги плотит! — сказал Фридрих.

И добавил:

— А все-таки я его тогда обманул, когда написал ему «Первого учителя», хотя в титрах меня нету. Я тогда жил в Москве без денег и без прописки, а прописан был в Калужской области, в Тарусе, у сценариста Николая Оттена, который составил «Тарусские страницы», за что тоже получил по шапке. Андрон мне говорит: «Перепишешь сценарий „Первого учителя“ за пятьсот рублей (за сценарий тогда платили от трех до двенадцати тысяч рублей. — Е. П.), а то материал совсем говно». Я и переписал. Я с этого учителя та-а-кого хунвейбина сделал, что Андрон сразу прославился. Но только я его тоже обманул. Сказал ему, что буду работать месяц, а сам все сделал за две недели.

В титрах фильма «Раба любви» тоже нет имени Горенштейна. А фильм «Солярис» тогда почему-то не показывали, хотя Тарковский еще не уехал в Италию.

ПОПОВ Евгений. Еще о кино // Октябрь. 2002. № 9.

Мы втроем ехали в такси. Фридрих, Фазиль Искандер и я.

— А что, ты, говорят, сценарии пишешь? — рассеянно обратился Фазиль к Фридриху. — Как тебе это удается? Я вот один сценарий сделал и никакого удовольствия от этого не получил.

— Да потому, что ты сценариев писать не умеешь. Ты про дядю этого умеешь писать, вот и пиши про этого дядю. (Имелся в виду роман «Сандро из Чегема». — Е. П.). А я сценариев умею писать, потому что я один из лучших сценаристов, кто есть. А ты пиши про дядю.

Фазиль, находившийся тогда в зените славы, несколько ошалел от таких слов, но не обиделся. Позднее он рассказал мне, что, когда был совсем молодым писателем и выступил в ЦДЛ с чтением рассказа, к нему, окруженному толпой поклонников, протиснулся какой-то тонкий, изящный юноша и снисходительно изрек:

— Слушай, а ты, оказывается, умеешь писать. Работай, у тебя вроде ничего получается. — И ушел.

— Это кто? — спросил Фазиль.

— Фридрих Горенштейн, — ответили ему.

ПОПОВ Евгений. Фридрих и процесс кинопроизводства // Октябрь. 2002. № 9.

Список не резиновый
Сколько чисток может позволить себе «Единая Россия»

Светлана Бочарова специальный корреспондент «Ленты.ру»

Массовый исход единоросов из Государственной Думы, которая на этой неделе потеряла сразу четверых депутатов, социальные сети встретили радостным ехидством. Шутили, в частности, о том, что скоро в Думе останутся только «болотные» оппозиционеры Дмитрий Гудков и Илья Пономарев, а все остальные, по определению депутата-единороса Сергея Железняка, «мужественно» сдадут мандаты и уедут нищенствовать в Майами. При этом Гудков был невесел, ругал «внесудебные расправы», первой жертвой которых стал его отец Геннадий, и пророчил досрочный роспуск Госдумы.

Печаль Гудкова-младшего понятна, но опасения напрасны: в данный момент процесс законотворчества в российском парламенте неспособно остановить даже полное отсутствие в нем депутатов. Конституция России допускает роспуск Госдумы только в трех случаях (они описаны в статьях 111 и 117): если будет трижды отклонена кандидатура премьер-министра, дважды в течение трех месяцев выражено недоверие правительству или один раз — действующему премьеру. Этот перечень — исчерпывающий.

Представить Госдуму опустевшей всерьез невозможно даже после того, как фракция «Единая Россия» за двое суток лишилась четверых депутатов, а кремлевские источники сразу нескольких СМИ пообещали уход еще шестерых. Полномочия сложили Рамазан Абдулатипов, намеренный возглавить Дагестан, и Василий Толстопятов, обвиненный Гудковыми и Пономаревым в незаконном совмещении депутатской и предпринимательской деятельности. Кроме того, парламент покинули предполагаемый владелец незадекларированной недвижимости в Майами (и жертва блогера Алексея Навального) Владимир Пехтин и член списка Forbes Анатолий Ломакин. Имена шестерых героев, которым, по определению все того же депутата Железняка, еще только предстоит «явить оппозиции пример воли», пока неизвестны, да не так уж это и важно. Главное, что ни на целостности фракции «Единая Россия», ни на работоспособности Госдумы их уход никак не отразится — места ушедших займут новые депутаты из списка, выдвинутого партией на выборы в Госдуму. Список этот почти втрое превышает численность думской фракции «Единая Россия», позволяя единоросам не сдерживаться в борьбе за чистоту рядов.

Так выглядит ситуация, если не вдаваться в детали. Детали же говорят о том, что «Единой России» стоило бы беречь кадры как ни одной из думских фракций.

Предвыборный список «Единой России» действительно был самым крупным и включал 599 кандидатов в депутаты. Теперь у единоросов самая крупная фракция в Госдуме — 238 депутатов, а «депутатский резерв» у них самый маленький — 361 человек. Это дает им возможность полностью обновить свою фракцию всего полтора раза.

Если разбираться дальше, то руководство «Единой России» можно заподозрить в некотором безрассудстве. Дело в том, что после выборов этот список значительно поредел за счет кандидатов, отказавшихся от мандатов и сложивших полномочия. По нашим подсчетам (данные взяты с сайта Центризбиркома), за 14 месяцев, прошедших после выборов, 93 единороса отказались от мандатов, 18 сложили полномочия (это без учета последней чистки рядов), еще один человек утратил статус выдвинутого кандидата в ходе предвыборной кампании.

Подавляющее большинство отказов получено от губернаторов, выступавших на выборах «паровозами» региональных групп ЕР. Маловероятно, чтобы кто-нибудь из них согласился принять мандат даже после второго предложения — разве что в случае отставки. Возвращение в Думу парламентариев, сложивших полномочия, еще менее вероятно. Таким образом, можно с уверенностью говорить, что список ЕР на сегодняшний момент сократился на 116 человек. Это, вообще-то, означает, что депутатский запас ЕР составляет 245 человек — на семь больше, чем во фракции.

Можно попытаться рассчитать, сколько времени продлится «очистительная кампания». Если в дальнейшем каждые сутки из Думы будет уходить хотя бы по одному единоросу, то резервные депутаты у ЕР закончатся через 245 суток. Если отдавать по одному мандату в месяц, то фракция спокойно доживет до следующих выборов. Но скорее всего, единоросы остановятся на достигнутом: в конце концов, чистка проведена, «паршивые овцы» «мужественно» сдали мандаты, а жажда законотворчества требует постоянного утоления.http://lenta.ru/columns/2013/02/21/duma/

Профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, филолог Елена Волкова постаралась понять, как строились отношения Церкви и культуры в последние 20 лет, насколько культурный код Церкви отличается от культуры как таковой и почему Церковь часто противопоставляет себя светской культуре. Семинар Елены Волковой состоялся 12 февраля в рамках программы "Религия, общество и безопасность" в Московском центре Карнеги и назывался "Религия и культура: худой мир лучше доброй ссоры". Ведущими семинара были Алексей Малашенко и Сергей Филатов.

Россия, как справедливо отмечает Елена Волкова, вошла в мировую культуру не политическими достижениями, а шедеврами церковной и светской художественной культуры: иконами, храмами и русским романом XIX века, а пророчество, проповедничество и исповедничество русского искусства традиционно пронизывает многие пласты общественной жизни. Однако если в советский период религия была исключена из культуры, а всех сближало противостояние советскому режиму, то после перестройки ситуация обострилась.

Пути официальной церковной культуры и культуры светской разошлись. По словам Волковой, "Православные патриоты консервативного толка в качестве авторитета выбрали Ивана Ильина как идеолога "национальной диктатуры", имя которого встало в один ряд с Алексеем Хомяковым и Константином Леонтьевым, большую же часть мыслителей Серебряного века объявили обновленцами и еретиками. Ссылки на Вл. Соловьева, Дм. Мережковского, Н. Бердяева, С. Булгакова, П. Флоренского стали знаком принадлежности к либеральному крылу. И хотя позднее Патриарх Алексий II объявил русскую религиозную философию частью церковного наследия, раскол между ними очевиден: русских философов не преподают в церковных учебных заведениях и с негодованием осуждают на секциях церковных Рождественских чтений. В академической гуманитарной среде Серебряный век, напротив, на двадцать лет утвердился как основной объект научного исследования". Ярким идеологом националистического православия стал митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев), который, как отметила Волкова, проповедовал искаженный образ христианства, напоминавшего идеи исламского джихада и имевшего явные сходства с советской идеологией. Идеи митрополита Иоанна вдохновили писателя Александра Проханова на антиутопии о торжестве православно-коммунистического государства.

Церковь стала вершительницей безжалостного суда над русской литературой. В сочинении профессора Московской духовной академии Михаила Дунаева "Православие и русская литература" большая часть русской литературы отлучается от православия. При этом в противоречие с этим тезисом говорится о том, что русская литература вообще православная. Догматические критерии стали применяться к художественным текстам, которые читались как богословские произведения. В неумении представить положительный образ священника обвинялся даже Н. Лесков (отцом Георгием Митрофановым). В ереси обвиняли и такие произведения, как "Мастер и Маргарита" М. Булгакова.

В рамках РПЦ МП стала реставрироваться замкнутая модель развития восстановления всего дореволюционного, где главное – Церковь как идеолог государства. При этом, по мнению Волковой, обращение Церкви к Интернету, к новым технологиям не привело к "модернизации смыслов". Самым громким реставрационным проектом стало восстановление храма Христа Спасителя. Как подчеркивает Волкова, если этот храм критиковали за эстетические недостатки, то многие сотни других новоделов, восстановление не лучших образцов, никто не оценивал, и никаких экспертиз не проводилось. Постепенно сложилась своеобразная эстетика государственно-церковных мероприятий, когда церковные хоры чередуются с советской эстрадой. Во время церемонии открытия храма Христа Спасителя, к примеру, на сцене перед храмом звучали песнопения и пионерские песни. Дни славянской письменности и культуры, которые проходят каждый год, сопровождаются церемонией с советским президиумом, вручением наград, салютом и пением "Подмосковных вечеров". В РПЦ МП это утверждается как новый стиль, который говорит о некоей "симфонии" и "единстве культуры". Идеологически необходимость именно такой культурной программы – православно-советских праздников – обосновывается в рамках "Русской доктрины".

На уровне общественного сознания и на эстетическом уровне Елена Волкова с очевидностью анализирует и выявляет укорененность идеи "православного атеизма", или "коммунистического православия", зародившейся в советском андеграунде и получившей широкое развитие в национал-патриотических кругах. По словам Волковой, показательна в этой связи напечатанная в журнале "Наш современник" статья Дмитрия Ильина "Две правды одной истины. (Размышления после просмотра фильма Павла Лунгина "Остров")", в которой главный герой фильма – чудотворец отец Анатолий - уравнивается по значению с матросом, в предполагаемом убийстве которого монах кается многие годы и который затем, став адмиралом, привозит к нему свою одержимую дочь на исцеление. Дмитрий Ильин пишет о том, что "своим бесценным подвигом покаяния отец Анатолий утвердил исчерпывающую правду Православия. А между тем, в живом пространстве фильма зародился чистый свет другой правды – русско-советский характер". По мысли автора этой статьи, только "русско-советское сознание", укорененное в братолюбии, может в полной мере вобрать в себя христианство. Елена Волкова прокомментировала этот удивительный феномен сознания так: "Примирение отца Анатолия и адмирала представляет гармоничную встречу двух царств и правд – Кесаря и Бога. Правда Кесаря была сформулирована Великим Инквизитором (который тоже был прав, по мнению автора статьи о фильме "Остров"), но полнота ее может быть осознана русским народом только после плодотворного опыта советского времени, которое явило своих великомучеников (Зоя Космодемьянская, Александр Матросов), подобно Христу, принесших себя в жертву ради блага других, и утвердило в культуре идею братской любви, развило в людях "неосознанную религиозность", чем подготовило общество для принятия православия". Христос и Инквизитор вполне уравниваются в православно-советском мировоззрении.

Комплексы русско-советского сознания сполна проявились в противостоянии Церкви и антиклерикального художественного творчества. По мнению Волковой, антиклерикализм творческих людей – не антирелигиозный и богоборческий, он скорее является критикой отрицательных сторон церковной жизни, о которых зачастую все знают. Однако РПЦ МП никого не слушает и сразу обвиняет в кощунстве и богохульстве. Позорным для Церкви стал суд над организаторами (а не над погромщиками) выставки "Осторожно, религия!", которую никто не успел увидеть, но все осудили. Волкова также рассмотрела в качестве примера "художественного антиклерикализма" романы-антиутопии В. Войновича "2042", В. Сорокина "День опричника", Д. Быкова "ЖД", а также "антиклерикальный памфлет" Н. Бабасян "Целибат". Среди тех книг, которые написаны как бы в пику церковному догматизму – книга Людмилы Улицкой "Даниель Штайн. Переводчик", где проповедуется, в том числе и личная ответственность за все свои поступки. По сравнению с мировоззрением интеллигенции, значительная часть которой является православной, особенно диким становится провозглашение в качестве главных героев советского времени не мучеников за веру, а, наоборот, их начальников и гонителей. Создаются образы героев церковного фронта в СССР – Патриарха Алексия I и митрополита Николая (Ярушевича). При этом, те, кто боролись за свободу веры – отец Глеб Якунин, отец Николай Эшлиман или епископ Ермоген (Голубев), не вписываются в церковный официоз. Однако зато в него хорошо вписались представители советской и нынешней эстрады и кино – Иосиф Кобзон, Никита Михалков, Андрей Малахов, строящий церковь в родном селе (кстати, как и директор ФСБ Николай Патрушев) и т.д.

Дискуссия вокруг доклада показала всю глубину пропасти, в которой находится официальное церковное сознание, а вслед за ним и массовое общественное сознание, которое легко заразилось православно-советскими идеями и эстетикой. На вопрос социолога религии Сергея Филатова о том, как влияют все те стереотипы, которые изложила Волкова, на общественно-политическую жизнь, докладчица справедливо заметила: "Общественное сознание в России не выбирает политический путь развития страны".