Хитрость и изворотливость были против николаевской натуры. Такая проблема прямолинейной добродетели, немножко бескомпромиссной. В записных книжках Пушкина есть рассуждение: «я понимаю, что есть республика, но я не понимаю конституционной монархии – это ни то, ни сё». Кажется, это как раз говорил Николай. Либо Михаил Павлович, не уверена.

Как эта черта его характера на внутреннем правлении отразилась? Его обвиняли в хаотичности управления, а не в системном подходе.

Это его желание вникать лично во все было следствием хронической проблемы исполнения. Он не доверял стоящему под ним аппарату и знал, что нельзя ему доверять. И действительно получалось, что за чем лично не присмотришь, то все напортят. Он с этим сталкивался постоянно. Там, где мог, он старался выстроить какую-то не зависимую от себя самостоятельно правильно работающую систему управления. Видимо, в каких-то сферах это получалось лучше, в каких-то хуже. На самом деле мы очень мало знаем о внутренней политике Николая, нет внятных работ. У нас даже нет исследований на тему крепостного права, мы просто не знаем, что это вообще такое было. Мы о нем судим по тогдашней публицистике и романам. Я даже не знаю ни одного живого исследователя, который бы занимался не отменой крепостного права, а самим явлением крепостного права. Я наудачу рассмотрела несколько дел третьего отделения, связанных с конфликтами помещики-крестьяне – но подробно об этом говорить не буду, недавно об этом писала в журнал "Родина". В общем, обнаруживается, что система совсем не такая, как ее рисовали. И надо заново начинать исследовать параметры этой системы отношений. Потому что абсолютная неправда, например, что Николай на стороне помещиков-крепостников. В той полудюжине дел, которую мы наугад вытащили, помещик угнетает своих крестьян, крестьяне бунтуют, дело доходит до Николая и жандармов, приходят жандармы и очень жестко и категорично ставят на место помещика. Была история, когда в северной губернии недалеко от Петербурга крестьяне помещика убили. Он сидел у окна, его застрелили из ружья. Когда стали раскручивать следствие, оказалось, что помещик крестьян притеснял, причем это была уже не Екатерининская эпоха, это года 30-е, более цивилизованные. Речь не шла о том, что он истязал этих крестьян круглосуточно.Он просто заставил их переехать из губернии в губернию, не позаботился о том, чтобы построить им нормальные дома, крестьяне были недовольны режимом работы, в общем, споры были хозяйственные. Крестьяне беднели от его дурацких распоряжений. Видимо была какая-то уголовная полиция, плодов следствия которой я в руках не держала, но дошло до жандармов. Жандармы расследовали только то, как помещик неправильно управлял крестьянами. Расследованием убийства они не интересовались. Жена помещика писала отчаянные жалобы, как же так, его убили, а меня допрашивают только о том, как они ходили на барщину. Жену помещика также признали виноватой в дурном управлении и довольно решительно пренебрегали всеми ее жалобам и встали скорее на сторону крестьян.

Логично.

Логично, потому что эти дураки доводят крестьян до бунта, а нам дальше этот бунт усмирять. Нам надо? Очень четко чувствуется, что как только вмешиваются жандармы, они окорачивают помещиков, чтобы те не доводили крестьян до прямого бунта. Получается, что действительно, в той мере, в которой власть в данном случае через жандармов может вмешиваться в конфликт, она вмешивается в смысле урегулирования и не позволяет помещикам выходить за рамки. Эти рамки не прописаны в законе, но довольно четко осознаются всеми. Убийство помещиком крестьянина – это уголовное деяние, за которое помещика следует отправить на каторгу по закону. Совершенно ясно, что если пустить дело судебным порядком, то ничем разумным оно не закончится. Потому что суд сословный, соседи-помещики будут его выгораживать.Понятно, что Николай и Бенкендорф ни на грош не доверяют собственной судебной системе, поэтому в каждом деле, которое заслуживает особого внимания, они начинают искать обходные пути, например, сослать административно, отдать судить в другой губернии, чтобы соседи его не выгораживали – какой-то обход законов, чтобы наказать этого виноватого.

Это, похоже, и называется: Истоки Великих Реформ.
http://polit.ru/article/2013/06/12/nikolay1/

По прихоти судьбы -- разносчицы даров -- 
в прекрасный день мне откровенья были. 
Я написал роман "Прогулки фраеров", 
и фраера меня благодарили.
Они сидят в кружок, как пред огнем святым, 
забытое людьми и богом племя, 
каких-то горьких мук их овевает дым, 
и приговор нашептывает время.

Они сидят в кружок под низким потолком. 
Освистаны их речи и манеры. 
Но вечные стихи затвержены тайком, 
и сундучок сколочен из фанеры. 

Наверно, есть резон в исписанных листах, 
в затверженных местах и в горстке пепла... 
О, как сидят они с улыбкой на устах, 
прислушиваясь к выкрикам из пекла!
Пока не замело следы на их крыльце 
и ложь не посмеялась над судьбою, 
я написал роман о них, но в их лице 
о нас: ведь все, мой друг, о нас с тобою.

Когда в прекрасный день Разносчица даров 
вошла в мой тесный двор, бродя дворами, 
я мог бы написать, себя переборов, 
"Прогулки маляров", "Прогулки поваров"... 
Но по пути мне вышло с фраерами.