[Монополия на насилие и право на восстание

Украина стоит на пороге гражданской войны. Еще несколько лет назад такое развитие событий показалось бы надуманным и невероятным. И важно прямо сегодня вглядеться в механизм, который ведет к загрузке такого сценария.

Кремлевское ноу-хау
В Кремле, надо думать, потирают руки, а официозные российские СМИ на все лады обкатывают одну мысль: смотрите, к чему ведет так называемый «мирный протест»!
Действительно, вне зависимости от того, насколько непосредственно участвует Кремль в разработке тактики противостояния администрации Януковича киевским демонстрантам, в истории этого противостояния хорошо просматриваются опорные идеи «доктрины Путина».
Столкнувшись после отказа от ассоциации с ЕС с самыми массовыми со времен «оранжевой» революции протестами, г-н Янукович сначала продемонстрировал решимость их полностью игнорировать. Подписывая договоры с Путиным, он так прямо и выразился: пусть, мол, Майдан стоит хоть до весны. И правда: мирный протест обладает значительным преимуществом мягкой силы, но в то же время не имеет никаких рычагов, чтобы фактически повлиять на ситуацию. Противостояние протекает исключительно в морально-политической сфере. И если игнорировать разговор на этом языке, то энергия протеста достаточно быстро оказывается в тупике. Что продемонстрировали многие протесты последних лет.
Для поддержания протеста нужна его эскалация, иначе люди в конце концов начинают расходиться в состоянии полной фрустрации — как оплеванные. Чтобы предотвратить эскалацию протеста, необходимо продемонстрировать силу — провести акцию устрашения. Наконец, третий элемент стратегии: принятие законов, значительно ограничивающих права граждан на протест и резко расширяющих права власти на применение силы к протестующим.
Именно коктейль из полного игнорирования мирного протеста, устрашающей демонстрации силы и законодательного ограничение прав граждан на протест при расширении права властей на применение силы — и есть то ноу-хау, с помощью которого, как считают в Кремле, Путину удалось успешно справиться с российскими протестами 2011—2012 годов. Эта тактика полностью воспроизведена в «сценарии Януковича».

Государство и естественное право
За этой тактикой просматриваются две ключевые идеи. Во-первых, идея монополии государства на насилие и, во-вторых, легистское понимание права как исключительно положительного права. В рамках этого толкования правом является то, что написано в законе, принятом законодателем. Такое понимание права было характерно для времен феодализма и абсолютизма, когда единственным источником права на территории выступал суверен.
В современном же государстве монополия на насилие, которая есть основа любой государственности, ограничена концепцией естественного права. Это значит, что правом является вовсе не любой экзерсис законодателя: закон не может нарушать естественные права гражданина, получаемые ими от рождения, и расходиться с представлением общества о справедливости, основанным на этой мысли. Такое ограничение вытекает, в частности, из того факта, что в рамках представительной демократии законодатель не является источником власти, но лишь представителем власти народа. Идея полноты власти народа лежит в фундаменте большинства современных конституций, в том числе — российской и украинской.
Из этого следует, что ни российская Дума, ни украинская Рада не могут принимать законы, ограничивающие основные права граждан. Ибо, согласно Конституции, именно граждане наделили их законодательными и властными полномочиями. Ограничение прав граждан фактически является актом узурпации, антиконституционным переворотом. Даже если такое ограничение вводится (как это обычно бывает) со ссылкой на желание «большинства». Парламентское большинство не может принять легитимного решения об ограничении прав граждан, ибо источником власти является не большинство нации, но вся совокупность свободных граждан, которым их права принадлежат от рождения.
Именно поэтому концепция естественного права, то есть, по сути, — концепция первичности естественных прав граждан по отношению к праву государства на насилие, и предполагает (как уже было не раз отмечено в последние дни) право на восстание, прямо сформулированное в документах эпохи просвещения, выдвинувших идею естественного права и суверенитета нации (Декларация прав человека — французская конституция 1793 года, Декларация независимости США).
Право на восстание — это не призыв и не лозунг, а термин, описывающий определенную правовую коллизию. Суть ее в том, что государство, природа которого заключена в монополии на насилие, нарушая естественное право, перестает в представлении граждан быть легитимным, а, соответственно, перестает быть законным и насилие, к которому оно прибегает. Эта коллизия прямо описана во введении к Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН: «необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения».

Разрушение монополии
Архаический субстрат «доктрины Путина» состоит в том, что в ней право государства на насилие мыслится как первичное по отношению к правам граждан. Именно право на насилие понимается здесь как источник и основание власти. Это проявляется не только в исключительной готовности г-на Путина прибегать к насилию не как к последнему аргументу, но как к превентивной мере, но и в искреннем презрении к идее любых переговоров и «уступок» чьим-либо требованиям. Г-ну Путину сама идея требований со стороны граждан представляется посягательством на присвоенную монополию на насилие. Совершенно в духе феодально-абсолютистском он считает, что граждане имеют право лишь просить и подавать петиции, признавая тем самым приоритет права на насилие по отношению к их правам.
Г-н Путин считает себя «государственником» на том основании, что отдает праву государства на насилие приоритет перед правами граждан. В действительности же именно вытекающее отсюда злоупотребление монополией государства на насилие ведет к подрыву данной монополии, то есть — в конечном итоге — подрыву государственности. Что мы и наблюдаем сегодня в Украине.
Ведь сегодня в Киеве вовсе не силы государственного правопорядка противостоят оппозиции. Нет, на улицах Киева конкретная общность людей (майданцы) воюют с другой общностью людей — «Беркутом», «титушками», неизвестными бандгруппами, похищающими активистов. Это и есть начало гражданской войны — запуск ее механизма.
В Кремле, вероятно, сегодня потирают руки, считая, что киевские события станут хорошим уроком для россиян. Укрепившаяся в последние годы в массовом сознании идея легитимности массовых уличных протестов чрезвычайно волнует Кремль. В краткосрочной перспективе, скорее всего, так и будет. Однако в среднесрочной перспективе происходящая сегодня в Киеве делегитимация государственного насилия окажет гораздо более сильное влияние на массовое сознание.
Кризис легитимности формировавшихся в предыдущие двадцать лет постсоветских неопатримониальных, клановых режимов — это, скорее всего, системное явление, совпадающее с резким ухудшением условий экономического развития. Глупо таскать хворост к загоревшемуся дому соседа, когда на улице ветер