Конституция отказа от компромиссов

Последние правки президентского проекта Конституции проходили уже после разгона парламента и расстрела Белого дома. Понятно, в какую сторону они смещали линию разделения властей...
09.01.2014

Возможно, и есть в нашей стране человек, знающий историю создания нынешней Конституции лучше, чем Виктор Леонидович Шейнис, но я о таком не слышал. И потому его новую книгу «Власть и закон. Политика и конституции в России в XX–XXI веках», выпущенную издательством «Мысль» при поддержке фонда «Либеральная миссия», хочется рекомендовать всем, кто интересуется не только конституционным процессом в России, но и ее политической историей последней четверти века.

Обо всем этом профессор Шейнис — народный депутат России и член Верховного Совета первого, демократического призыва, а затем на протяжении многих лет депутат Госдумы — говорит не только как исследователь, но и как активнейший участник происходивших в стране событий.

Сегодняшний интерес к Конституции и конституционным реформам не случаен. Все больше и больше тех, кто понимает: война в Чечне, коррупция, массовые нарушения прав граждан, приватизация сырьевых доходов узким кругом «друзей президента», преследования оппозиции, фальсификации итогов выборов, ужасающая глухота властей к мнению граждан — не случайные ошибки, а системное явление. Неизбежное следствие узаконенного двадцать лет назад в Конституции самодержавия.

«Почему на волне демократической, антитоталитарной революции, при поддержке и с одобрения подавляющего большинства политиков, которые исповедовали демократические убеждения, была принята именно такая, а не иная Конституция — с более сбалансированной системой власти?» — задается вопросом Виктор Шейнис. И подробнейшим образом рассказывает о том, как на протяжении трех лет существования первого свободно избранного российского парламента шли споры о том, какой быть новой Конституции (в том, что она необходима, никто не сомневался). Как была создана и работала Конституционная комиссия — незаслуженно забытая впоследствии, но сыгравшая важнейшую роль в конституционном процессе: именно там развернулись острейшие дискуссии о том, каким быть государственному устройству новой России. И как с самого начала столкнулись два подхода к этому вопросу. Один, предложенный группой экспертов во главе с Валерием Зорькиным (тогда еще не председателем Конституционного суда), предусматривал «сильную президентскую власть», при которой правительство «не является заложником неустойчивых коалиций в парламенте». Второй же, отстаиваемый депутатами Леонидом Волковым, Револьтом Пименовым и Виктором Шейнисом, предполагал «полупрезидентскую республику» французского (после 1958 года) образца — с ответственным перед парламентом правительством.

Именно эта проблема и оказалась главным «водоразделом» при создании Конституции. И не только в Конституционной комиссии, но и за ее пределами, где в 1992–1993 годах разрабатывались всевозможные альтернативные проекты. При этом, как отмечает Шейнис, члены комиссии в каждом следующем варианте своего проекта «предлагали решения, призванные если и не полностью удовлетворить, то умиротворить критиков», пытаясь достичь общественного согласия: по вопросам государственного и федеративного устройства, собственности, прав человека. А в ответ получали все более и более усиливающуюся критику, причем с разных сторон.

Коммунисты клеймили «антинародную Конституцию», которая «стирает историческую память народа». Представители национальных регионов требовали «договорной Федерации», при которой центр получает только те полномочия, которые делегированы регионами. В «Демократической России» (сделавшей ставку на президента и правительство) страшились парламентского контроля за исполнительной властью и требовали Учредительного собрания. Наконец, Сергей Алексеев и Анатолий Собчак — авторы одного из альтернативных проектов, впоследствии ставшего основой текста, вынесенного на референдум в декабре 1993 года, — отвергали проект Конституционной комиссии, поскольку от него «веет советскими конституционными традициями», и призывали к «отказу от компромиссов, вызванных сегодняшними политическими реалиями».

Именно позиция «отказа от компромиссов», как отмечает Шейнис, и возобладала при обсуждении проектов Конституции. Потому что «стороны разгоравшегося конфликта стремились не выработать компромисс, а добиться победы». Заметим, впрочем, что точно так же они вели себя и в других вопросах — в том числе во время политического кризиса осенью 1993 года, когда каждая из сторон стремилась не к миру, а к победе.

В мае 1993 года Конституционная комиссия обнародовала одиннадцатый — и последний вариант проекта Конституции. Он вполне мог послужить базой для согласия, но, по словам Шейниса, «курок был взведен — намерение президента перенаправить конституционный процесс в иное русло уже ни для кого не было тайной». Все уступки, сделанные депутатами (в том числе ослабляющие влияния парламента на правительство и усиливающие роль президента), были сочтены Кремлем «недостаточными».

«Проект Конституционной комиссии… как форма исторического компромисса оказался не нужен никому, — с горечью замечает Шейнис. — Тогда-то и появился президентский проект — секира, призванная пробить путь к выходу из конституционного кризиса не лучшим образом и в не лучшем направлении».

В проекте, подготовленном Алексеевым, Собчаком и Сергеем Шахраем, власть президента получалась, по характеристике Шейниса, «колоссальной, очень слабо ограниченной и практически неоспоримой при любом повороте событий». Кроме того, именно тогда в «правиле двух сроков президента», ограничивающем его право занимать пост главы государства, появилось малозамеченное экспертами слово «подряд» — значение которого предстояло оценить только в 2012 году.

Дальнейшее известно — именно откровенно авторитарный президентский проект начал активнейшим образом продвигаться Кремлем через так называемое «Конституционное совещание» (при этом он, как пишет Шейнис, был «восторженно принят и влиятельной частью демократического движения»). И перед той частью демократов, которые понимали все опасности президентского проекта, встал выбор, который автор определяет так: «поддерживаете вы, с оговорками или без, президентскую инициативу — или решительно отвергаете ее и в конечном счете переходите в лагерь, где доминировали Фронт национального спасения и его парламентское представительство».

Эта дилемма (в рамках которой сам Виктор Шейнис выбрал первый вариант — понимая все недостатки президентского проекта) представляется между тем лукавой. Отклонение президентского проекта демократической частью депутатов и общественных деятелей могло заставить Ельцина отступить — он бы понял, что продавить новое самодержавие силой ему не удастся. Поддержка же демократов — по печально известному принципу «выбора меньшего из двух зол» — уверила Кремль в правоте выбранной линии и позволила действовать еще более резко.

Последние правки президентского проекта, вспоминает Шейнис, проходили уже после разгона парламента и расстрела Белого дома — и понятно, в какую сторону они смещали линию разделения властей. «Октябрьские победители» могли действовать свободно — обеспечивая максимальное «поражение в правах» побежденного противника в лице не столько парламента, сколько парламентаризма.

«Третьего, к сожалению, не было дано. Выбор был не между плохим или хорошим решением, а между плохим и очень плохим… Задача заключалась в том, чтобы определить, что хуже: утвердить проект, содержащий серьезный дисбаланс в организации власти, или отклонить его и немедленно втянуться в новый конституционный и политический кризис», — пишет Шейнис. По его мнению, хуже оказался бы второй вариант. С чем, прямо скажем, можно поспорить. Кстати, сегодня Шейнис и сам признает, что заложенный в Конституцию перевес президентской власти сыграл существенную роль в авторитарной реставрации.

«Исторический парадокс заключался в том, что важнейшие движущие силы авторитарной реставрации возникли в результате переформатирования сил, похоронивших коммунистический строй. Вопреки ожиданиям, дальнейшее развитие пошло не по восходящей, а по кругу», — замечает Виктор Шейнис.

Конечно, не обходит автор стороной и вопрос о конституционной реформе, о которой много говорят в последние годы. Но справедливо замечает: пока даже в либерально-демократическом сообществе (не говоря уже о широких слоях общества) не выработано согласие относительно того, чем заменить «самовластие» президента, — такая реформа не имеет серьезной перспективы.

«Власть изменится тогда, когда общество ей это предпишет», — утверждает Виктор Шейнис. С этим его выводом трудно не согласиться.