Кот Шредингера – знаменитый образ квантовой механики. Его волновая функция – квантовая суперпозиция двух состояний – живого кота и мертвого кота. Акт наблюдения схлопывает волновую функцию и сводит её к одному определенному состоянию.

Так и Новороссия. Наблюдает её Марк Солонин и 194442 его читателей и проект "Новороссия" закрыт.

Наблюдает её Юлия Латынина и её 182108 читателей и Новороссия – вполне себе живёхонький православный Хамаз, навсегда блокирующий Украине европейскую траекторию развития.

Как же в таких условиях предсказать динамику этого обнаруженного нами доселе неведомого физике квантового макрообъекта – Новороссии? Как он будет эволюционировать – по Солонину или по Латыниной?

Как свой скромный вклад в квантовую теорию мировой политики позволю себе ввести понятие привилегированного наблюдателя (ПН).

В нашем случае таким ПН является Порошенко или коллективный Порошенко, коллективная субъектность, если хотите, Украины как государства.

Вот как этот ПН посмотрит на Новороссию, так с ней и будет, так и сложится её судьба. Полное торжество философии квантовой механики – наблюдение меняет состояние и судьбу наблюдаемого объекта. Именно наблюдение, угол взгляда Порошенко, а не набор его ресурсов (военных, материальных, дипломатических).

Ресурсы важны – они фиксируют граничные условия задачи. А решает задачу правильный взгляд на вещи. Как говорили ещё древние китайцы за тысячелетия до возникновения квантовой механики, главное – это давать вещам правильные имена. Смотреть на них правильным взглядом.

Итак, граничные условия. Они уже достаточно определились. Изначальный проект Большой Новороссии провалился. В 6-ти из 8-ми намеченных на заклание в Русский Мир областей Украины нет ни малейшей поддержки, на которую могли бы опереться "уходящие в отпуск" соединения российских Сил Специальных Операций. Это с горечью признает даже главный отечественный антифашист – "рейхсфюрер русского Черного Ордена СС" Дугин.

Примерно на трети-половине территории Донбасса подобная поддержка доходит до 30%, что позволило Москве успешно использовать там инструментарий гибридной войны и, постепенно наращивая прямое российское военное присутствие, нанести на этой территории чувствительное поражение украинской армии. Путин обезопасил себя от нараставшего, было, ропота ультра-патриотов.

При этом ему удалось не перейти и другую красную черту – в своих взаимоотношениях с Западом. Упорно не признавая очевидное всем участие в боях российских военнослужащих, Путин любезно позволил своим "партнерам" восклицать: "Ах, опять эта проклятая неизвестность!" и не вводить третий тур секторальных санкций.

Перемирие 5 сентября было необходимым для украинской армии. Оно позволяет вывести соединения из котлов, эвакуировать раненых, обменяться пленными. И, что очень важно, разместить армию на рубежах, за которыми она будет ощущать абсолютную поддержку населения.

Защита этих рубежей от возможного нападения регулярной российской армии действительно станет Отечественной войной для возрождающейся украинской нации.

Российской армии придется теперь вести не какую-то мутную гибридную, а открытую несправедливую захватническую войну. И нельзя уже будет, как обещал Путин в своем позорном интервью, продвигаться за спинами женщин и детей.

Эти рубежи не совпадает, разумеется, с административными границами Донецкой и Луганской областей. Так мирный Мариуполь, обстреливаемый из "Градов" лавровско-чуркинскими "доведенными до отчаяния гражданами", станет, по всей видимости, местом первой битвы этой новой войны.

А теперь снова о Новороссии, о той части Украины, которая вместе с Крымом осталась по ту сторону фронта украинской Отечественной войны.

У Привилегированного Наблюдателя может быть два взаимоисключающих взгляда на этот квантовый объект. Один из них воплощен в пункте 3 подписанного 5 сентября документа:

"3. Провести децентрализацию власти, в т.ч. путем принятия Закона Украины "О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей" (Закон об особом статусе)"

На первый взгляд, такие формулировки как отдельные районы Донецкой и Луганской области, принятие законов Украины говорят о дипломатическом успехе Киева. Документ как бы исходит из принципа территориальной целостности Украины (без Крыма). Речь идет об отдельных районах отдельных областей украинского государства.

Но дело в том, что после провала проекта Большой Новороссии, г-н Путин стал самым горячим сторонником территориальной целостности (без Крыма, разумеется) Украины. Ему не нужен депрессионный Донбасс сам по себе. Ему нужен контроль над всей Украиной.

Это традиционный путинский прием. Бла-бла о территориальной целостности Грузии, Молдовы, Украины – это наживка в переговорах. Я добрый, я до поры до времени не аннексирую ваши территории. А мог бы "за две недели и до Киева дойти".

А Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Донбасс с особым статусом внешнего управления Москвой – раковые опухоли, парализующие государства и подчиняющие их воле Кремля.

Пункт 3 – подписанный Киевом с российским послом, двумя гопниками и одним полезным буржуазным дипломатом текст, легитимизирующий создание такой опухоли с особым статусом внутри Украины. Именно такой взгляд ПН на Новороссию, логически продолженный, превратит её в инструмент разрушения украинского государства и об этом справедливо предупреждает Латынина.

Но второй президент – не последняя в Украине инстанция. Мне кажется, что своим сегодняшним визитом в осажденный Мариуполь пятый президент Украины продемонстрировал совсем другой взгляд на Новороссию:

Часть нашей территории окуппирована иностранной державой. Мы не можем её освободить. Агрессор слишком силен. Мы должны сегодня сконцентрироваться на защите остальной части нашей территории. Но мы никогда не признаем законность оккупации и будем вести диалог о статусе любой нашей территории только с её жителями и только в условиях отсутствия оккупации. Пока же на оккупантах лежит полная ответственность за безопасность жителей Крыма и отдельных районов Донецкой и Луганской областей.

Такой взгляд на Новороссию действительно закрывает одноименный проект, что справедливо отмечает Солонин.

Ссылка

Не буду показывать пальцем и приводить ссылки, но идея введения единомыслия, то есть единоязычия, в Украине никуда не делась. И речь идет не об известной подобными инициативами саблезубой депутатке Верховной Рады Ирине Фарион, перепрыгнувшей из рядов компартии в националистическую "Свободу", а о кругах, которые принято называть творческими и интеллигентными. Иному интеллигенту по сей день невдомек, что употребление спичек в пороховом погребе чревато последствиями.

Основные направления этой творческой патриотической мысли таковы: во-первых, если бы единоязычие было введено заранее в жестком законодательном порядке, никакого повода к агрессии у России сегодня не было бы (подразумевается, что все граждане Украины за считаные годы перешли бы на украинский); во-вторых, что русский язык всегда был и остается языком оккупантов. По поводу первого пункта трудно сказать, чего в нем больше – дремучего невежества или детской наивности. Проблемы с языками меньшинств есть у многих стран, в том числе практикующих вполне либеральный способ правления, но в мире нет ни одной, где единоязычие было бы достигнуто законодательными мерами, не говоря уже о сжатых сроках. Известные нам единоязычные страны – либо совсем крошечные, в которых проблема исходно отсутствовала, вроде Лихтенштейна и Сан-Марино, либо такие, где единство было достигнуто кровавыми мерами, граничащими с геноцидом или переступающими эту грань, вроде Польши.

Наивность тут не только лингвистическая, она в первую очередь политическая, потому что исходит из предположения, что путинская Россия напала на Украину с целью защиты прав тамошнего русскоязычного населения. Такая мысль наверняка втайне рассмешит самого Владимира Путина, многократно продемонстрировавшего, что ему безразлична даже судьба населения собственной страны. Что же касается второго пункта, то тут я не могу не оглянуться на собственную биографию. Моя жизнь до эмиграции накрепко привязана к Украине, и тем не менее я вырос безоговорочно русскоязычным. Я родился в Ивано-Франковске, на западе страны, но мой отец был военнослужащим, дислоцированным там после войны, и меня легко отмести как потомка оккупанта. На самом деле не так все просто.

Моя мать была еврейка, уроженка Петропавловки в Днепропетровской области, и как ни крути, черта оседлости – это тоже Украина. В юности ее речь явно имела черты так называемого суржика, то есть переходного диалекта – это выбили уроками орфоэпии в театральном училище, но на старости лет, как я заметил, фрикативное «г» все-таки вернулось. Отец родом из Краматорска, одного из самых проблемных сегодня мест. Проследить у себя какие-нибудь корни, уводящие за пределы Украины, я не могу. Но если бы я не эмигрировал много лет назад, никакой законодательный акт не мог бы заставить меня поменять родной язык. Человек приобретает язык на всю жизнь в собственной семье, а не арендует его у какого-либо правительства, будь то собственной страны или соседней. В любом случае в Запорожье, где я вырос, языком большинства населения был именно суржик, которому никакое правительство не покровительствует и который вышеупомянутые интеллигенты высокомерно презирают.

На восток Украина, положим, не стремится, но полагать, что она может рассчитывать на сочувствие и поддержку запада, параллельно внедряя у себя единоязычие и подавляя культуры меньшинств, нет никаких оснований
Проблема на самом деле гораздо шире и глубже, чем просто судьба подобных мне в стране, где исторически сложилось многоязычие. Каким бы ни представляла Украина свое будущее, есть вариант, который заведомо исключен: она не может стать процветающим государством, одинаково изолированным как от восточного соседа, так и от западных, ей просто география не позволит. На восток она, положим, и не стремится, но полагать, что она может рассчитывать на сочувствие и поддержку запада, параллельно внедряя у себя единоязычие и подавляя культуры меньшинств, нет никаких оснований.

Чтобы не перегружать аудиторию примерами, вспомним хотя бы только Канаду с ее квебекской проблемой франкофонии. В Квебеке по сей день существует сепаратистское движение, выступающее за независимость провинции, в прошлом оно был гораздо сильнее и даже предпринимало теракты. И если кто-то возразит, что у Канады нет мощного франкоязычного соседа, напомню, что этот сепаратизм одно время откровенно поддерживала Франция. Но вместо того, чтобы всех скрутить в бараний рог и обязать говорить исключительно по-английски, федеральное правительство уравняло английский и французский языки в правах, и человеку, не владеющему обоими, пробиться в политике невозможно. Помимо этого в Канаде существуют этнические анклавы, население которых может беспрепятственно объясняться на собственном языке – стоит ли напоминать, что и на украинском тоже?

Столетия имперского владычества, из которых советская власть – лишь последний эпизод, не привили украинскому народу любви к русскому языку, в котором он привык видеть инструмент национального гнета. Но перенимать у империи ее приемы и пригибать ей в отместку собственные меньшинства – самый верный способ превратить их в союзников этой империи, которым та будет только рада. А вот сочувствия Канады в таком случае ожидать не приходится.

Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист